Сергей Прокофьев. Дневник - 147

28 ноября

Вчера с милой 17А мы провели весь ученический вечер. Кокетничали и вообще были очень довольны друг другом. После вечера я проводил её домой. Это наш первый выход. В течение вечера в зале потухло электричество; молодёжь пришла в дикий восторг. Принесли на эстраду два канделябра со стеариновыми свечками, и вечер продолжался.

Сегодня в девять часов утра пришёл в малый оркестр. Старался выпытать у Черепнина о результатах конкурса певиц на наш юбилей, но получил ответ, что результата пока нет. А интересно: во-первых, вообще, а во-вторых, очень уж Умновой хочется знать о Леле[1]. Я знаю одно, что я иду во втором составе, а стало быть, мне надо хотеть, чтобы те, чьих я сторонник, потерпели фиаско и попали во второй состав. В ученическом оркестре мне пришлось дирижировать весь урок, т.е. два с половиной часа без антракта. Утомительно, но полезно. Симфония gmoll Моцарта, «Свадебное шествие» Глазунова и «Ночь в Мадриде» Глинки.

После этого проигрывали с Гауком «Концертштюк» Вебера, пойдёт в субботу. Поручено мне на мою совесть, без профессорских указаний.

Далее я собрался уходить, но встретил Макса, и мы пробыли в Консерватории ещё час, разговаривая.

В четыре часа репетиция «Маккавеев», первый раз с хоровыми массами, а посему толкотня и бестолковщина.

Черепнин сообщил, что он говорил с Габелем и Глазуновым, и мне, вероятно, дадут дирижировать на юбилее «Грозным». Стало быть, мой выпад против Черепнина не прошёл даром. Это немного для моего участия в юбилее, но лучше, чем ничего. Вещь для дирижёра интересная, но звучащая мерзко. «Испанское каприччио», которое Черепнин оставил за собой, блеснёт ярким светом сравнительно с убогим «Грозным», а между тем дирижировать «Каприччио» можно ногой. О, Черепнин, не промах парень!

Сегодня я в первый раз был в новом Большом зале Консерватории. Я чрезвычайно им интересовался, но был разочарован: маленькая сцена, неуютный, чисто театральный зал, грубые стулья в партере... и так мне стало жаль нашего старого зала, светлого, белого, красивого, огромного своею длиной и столь милого своими воспоминаниями! Он всегда мне представлялся каким-то огромным доком, в который можно ввести корабль. Правда, он был невозможен как театр, но как концертный зал - куда просторней и симпатичней, чем эта новая восьмисоттысячная коробка. Слава Богу, оставили антре[2] с белыми колоннами, лучший уголок Консерватории.

1) Играл Вере Мериин мою Сонату Ор.1; она очень довольна.

2) Черепнин говорит, что Габель меня очень любит.

3) Надо поучить «Иоанна Грозного» к завтрашней репетиции.