11 октября
У Есиповой до сих пор было только два урока, но Захаров нашёл, что я уже сделал успехи. Так ли или не так, но только заниматься у Есиповой – одно удовольствие. И каждый раз, готовясь к уроку, я тщательно отделываю свою вещь, чтобы звучала чётко, понятно и умно. Какая благодать, что я перешёл к ней от Винклера!
Но о Винклере память всё же свята. И в память прежних добрых лет, я летом сочинил специально для него четыре фортепианных этюда и посвятил их ему, «глубокоуважаемому учителю». Позавчера я их поднёс Винклеру - надо будет завтра «случайно» встретить в Консерватории и узнать, как они ему понравились. Мясковский нашёл в них большой успех и шаг вперёд. Я лично нахожу, что они несколько необтёсаны, как первый опыт этого рода, но всё же удачней, чем я думал, начиная их сочинять.
Для Лядова я переделал старую сонату. Она мне очень нравится свежестью своих тем, абсолютной чистотой голосоведения и фортепианностью изложения. Мясковский отнёсся к ней довольно холодно, недовольный старообразной кадансировкой, а вообще она имеет успех. Виноградов её слышал и обещал выучить и сыграть Есиповой в классе. Только не теперь, а позднее. Это ужасно интересно. Что же касается Лядова, то он увидит её завтра.
Черепнин начал свои занятия очень энергично. Установил очередь для дирижирования, уже прошёл несколько партитур с нами. Если всё пойдёт так, то будет очень хорошо, и каждый будет раз в неделю дирижировать. Завтра моя первая очередь, и я сегодня усердно разучиваю партитуры и махаю палочкой. С непривычки.
В четверг второй раз встретил в Консерватории Лёсечку Глаголеву.
Узнав, что у меня соната, заставила меня сыграть ей и пришла в восторг. А затем очень удивила меня, сообщив, что получила повестку в консерваторский хор и намерена записаться в него. Интересно посмотреть, как это она запоёт в хоре.
В тот же четверг встретил Макса. Поболтали с ним довольно мирно. Я выразил сожаление, что его редко видно в Консерватории. И действительно жаль.
Чаще же всех встречаю Верочку Алперс. Как видно, она больше и больше ко мне привязывается. Да и я люблю бывать с нею.
Один раз в Консерватории я всё поджидал её, пока кончится у неё урок с Штейнбергом, чтобы идти вместе из Консерватории, и не дождался - может, она уже и ушла - оделся и вышел. Направился к Юргенсону за нотами, но перейдя площадь - а может, ещё не ушла! - вернулся назад в Консерваторию будто за нотами. Верочки не встретил, посмотрел туда, сюда и решительно вышел. Однако, дойдя до того же самого места, я нашёл, что, пожалуй, сподручней пойти не к Юргенсону, а к Иогансену, - и ухватился за эту мысль, так как для этого надо было идти назад, и я лишний раз шёл мимо Консерватории. Вероятно, мне было стыдно самого себя, и я пошёл не прямо, а вокруг Консерватории. С другой стороны, этот путь был длинный, и у меня было больше шансов встретить Верочку. И вот, когда я уже подходил к памятнику Глинке, из-за угла показалась она, Верочка. То-то как я обрадовался!
Она, конечно, удивилась, увидав меня с этой стороны.
- Откуда вы?
- Я собрался за нотами к Юргенсону, а потом раздумал и пошёл к Иогансену.
- Ах, и мне надо купить себе ноты...
И мы отправились.То была удивительно приятная прогулка. Мы побывали у Иогансена, затем дошли до Литейной, я посадил её в трамвай и мы расстались. Милая девочка, Верочка. Ужасно иногда хочется обнять её и расцеловать!