«10 октября.
…Ночью выпал снег. Хорошо бы развезло дороги! Выслали разведки на большаки и шоссейные дороги. Два дня сидим без особого «оперативного» дела — очень хочется действовать — скорей бы вернулись разведчики. Сегодня организовали стирку белья и баню.
Вернулась разведка Пивоварова — движение на дороге они не обнаружили, подожгли два больших моста, построенные гитлеровцами. Привезли с гитлеровского сливного пункта 110 литров молока и бидоны. Фашисты собирали, а мы пьем!
Присоединилось еще три человека — два узбека и еще один, который назвался ветеринарным врачом третьего ранга Сучковым. Мы взяли их к себе. Люди нам нужны…»
Можно было намечать ближайший план действий: вернулся из разведки Творогов, он поручил местным комсомольцам разведать Хотимск — правильное задание. Решили отправить несколько разведывательных групп. Одной из них командует начальник штаба отряда Дмитрий Дмитриевич Староверов. Вместе с ним ушли командир взвода капитан Луковенко и комендант штаба Шаура.
Ясное утро. В лесу тихо. Только шуршит под ногами сухая, обындевелая трава…
— Эх, ребята, красота-то какая! — Староверов, улыбаясь, повернулся к друзьям. — Люблю лес!
Они вышли на опушку. Впереди виднелись крыши Батаева. Кое-где над трубами вился дымок. Играли ребятишки. У колодца стояли женщины с ведрами.
Не обнаружив ничего подозрительного, Староверов решил идти в деревню. Шаура уже бывал здесь несколько раз, у местной учительницы: передавал ей листовки, сводки Совинформбюро. Учительница оказалась дома.
— Аня, — она дружески поздоровалась со Староверовым.
— Как насчет фрицев? — поинтересовался Шаура.
— Только вчера уехали на двух машинах, — ответила женщина. — Перед отъездом собрали всех у школы. Какой-то тип объявил, что им известно, где отряд Медведева и что связь с партизанами карается смертной казнью и…
Она замолчала, не окончив фразы, по ее щекам побежали слезы.
— Ну что вы, что вы, успокойтесь, — Староверов ласково обнял женщину за плечи.
Раздался негромкий стук. Аня подошла к двери.
— Фашисты идут, — торопливо прошептал белоголовый мальчонка. Он прибежал, чтобы предупредить, но… уже было поздно.
Где-то совсем рядом взревели моторы. Мужчины выскочили в коридор. По дороге медленно тащились две машины, битком набитые гитлеровцами в черных шинелях. Они были уже совсем близко.
— Назад! — Аня схватила Староверова за рукав и попыталась втащить в комнату.
Завизжали тормоза. В окно партизаны видели, как из грузовика выскочили фашисты и, собравшись в кучу, стали о чем-то советоваться. Потом один из гитлеровцев, высокий худой человек, подошел к офицеру и стал ему что-то объяснять, выразительно показывая на школу.
Шаура выхватил пистолет, тщательно прицелился.
— Без глупостей, Иван, попробуем уйти. А ну, быстро по одному, — спокойно сказал Староверов.
Он выглянул в окно, выходившее на огород: школьный двор, погреб, сараи. А там роща и лес. К лесу только одна дорога, но она на виду у врага.
— За мной! Укроемся за погребом! — крикнул Староверов.
Погреб закрывал партизан с трех сторон — это была относительно надежная защита.
— Ни одного выстрела впустую, бить только наверняка! — скомандовал Староверов.
Фашисты окружили школу.
— Рус партизан, сдавайся! — раздались их голоса.
Никто не откликался.
Несколько фашистов, держа наготове автоматы, вошли во двор.
— Ну, Иван, — прошептал Староверов, — твой левый, мой правый. Ты, Илья, жди.
Два выстрела. Двумя захватчиками стало меньше. Вблизи появился каратель.
— Мой? — торопливо спросил Луковенко.
— Твой, Илья, твой! — ответил Староверов.
Луковенко выстрелил.
Фашист медленно осел на землю.
Начался жестокий и неравный бой. Трое бойцов с одной винтовкой и тремя пистолетами; против них целый отряд отборных гитлеровцев с автоматами и пулеметами. На каждый выстрел партизан они отвечали залпами, на каждую пулю — десятками пуль. Но партизаны били только наверняка, каратели стреляли вслепую. Они уже больше не предлагали партизанам сдаваться, а беспрерывно строчили из автоматов и пулеметов.
Шаура был дважды ранен разрывными пулями. Его винтовка перешла к Староверову. Луковенко наспех перевязал раны товарища. О своей ране Староверов молчал, она была не на виду, а чья текла кровь, разобраться трудно — то ли Шауры, то ли Староверова.
Теперь отстреливались двое: Луковенко и Староверов, Шаура потерял сознание.
Староверов получил второе ранение.
— Илья, — Староверов подвинулся ближе к товарищу. — У меня к тебе просьба. В нужный момент ты меня пристрелишь, хорошо, друг?
— Нет, — твердо сказал тот. — Нет, ни за что!
Староверов понял, что никогда не исполнит Луковенко его просьбу.
— Та-а-ак… тогда слушайте боевой приказ, капитан Луковенко. Отходите с бойцом Шаурой через овраг к лесу. Я буду прикрывать ваш отход.
— Товарищ начальник штаба!.. Дмитрий Дмитриевич!.. — взмолился Луковенко.
— Приказ есть приказ. Я не привык повторять его дважды, — жестко сказал Староверов. — Не теряйте времени даром. Силы у меня на исходе.
— Ты ранен, Митя?
— Дважды… Выполняйте приказ, капитан.
Луковенко знал, что спорить со Староверовым бесполезно. Волоча за собой бесчувственного Шауру, он пополз к лесу. Староверов в это время яростно стрелял в гитлеровцев.
Луковенко с Шаурой доползли до леса и скрылись в овраге.
Каратели обстреливали погреб без передышки.
Падали гитлеровцы, подползавшие со всех сторон. Но вслед за ними поднимались новые. Староверов едва успевал отстреливаться.
Дмитрий Дмитриевич выглянул из укрытия. Попытался приложить винтовку к плечу и не смог, окончательно ослабели руки, в глазах двоилось… Тогда он взял пистолет.
Последняя пуля!
Последнюю пулю Дмитрий Староверов сохранил для себя.
Вскоре в Батаеве появились медведевцы. Они нашли раздетого изуродованного фашистами Староверова. Похоронили в лесу под высокими соснами. Положили на могилу зеленые венки из ели. Из трофейного, захваченного у штаба 576-го саперного батальона противника знамени нарезали красные ленты. Перевязали ими венки. Салютовал погибшему бойцу и другу весь партизанский отряд.
На березе у могилы Староверова написали:
«Здесь похоронен начальник штаба партизанского отряда Дмитрий Дмитриевич Староверов, геройски погибший за Родину у деревни Батаево 11 октября 1941 года».
Командир объявил, что винтовка Староверова будет передана лучшему бойцу и получить ее — большая честь не только для партизана, но и для всего отделения или группы.
«…Ах, Митя, Митя! Дорогой товарищ наш боевой! Как же так с тобой получилось! Сколько было у тебя надежд и планов, да помешала их выполнить проклятая война. Мы никогда тебя не забудем, мы отомстим врагам за тебя. Прощай, дорогой наш герой!»
Свободное копирование
