однажды

Ее звали Таня.
Фамилия Завалишина точно соответствовала ее статусу в классе и отношению к ней учителей. Перебивалась Таня с двойки на тройку и еле тянула школьную программу. Я же была круглой отличницей.
Третий класс, поздняя осень. Наша дружба вылупилась внезапно и была пушистым желтым комочком, пробудившим в нас искреннюю нежность и сильнейшую взаимную симпатию.
В новом учебном году нас посадили за одну парту с целью подтянуть отстающего ученика и пробудить в нем спортивный интерес.
Мы открывали друг друга заново. Оказалось, что она хороший собеседник. И, невзирая на то, что чаще всего помалкивала, она стала прекрасным слушателем для меня и вместительным сосудом для наших фантазий.
Поэтому не потребовалось много времени для того, чтобы я посвятила ее в свои планы. Трудно сейчас сказать, насколько эти намерения были серьезны. За восемь лет моей короткой жизни я к тому моменту предприняла три попытки побега. Из детских садиков, в которых меня оставляла мама на пятидневку. Из детского летнего санатория, в который приехал навестить меня папа, года два состоявший в разводе с нами и захлопнувший этим для себя дверь в мое детство.
Но план побега той осени имел совсем иную основу: это уже была тяга к новой жизни, которую взалкала жадная до впечатлений душа и проснувшаяся потребность в героизации своего существования. Самым свежим моим приобретением была книга Александра Неверова «Ташкент-город хлебный». Конечно же, так далеко уехать и разорвать связь с текущим я и не предполагала. Казалось достаточным просто выйти из этого дня, переступив определенные пространственные границы. А там, дальше, все как-то сложится. Будет и героизм, и восторги, и все, на что способна фантазия ребенка. Я пересказывала подружке сюжет книги, и глаза мои, наверное, горели нездешним пламенем, она слушала, склонив свою голову на хрупкое плечико, вздыхала, и в ее зеленых глазах разгоралась заря новой жизни.
Я сочиняла наше будущее взахлеб, забывая об уроке. Меня журили и теплым голосом просили соблюдать тишину. На мою соседку бросали злые взгляды и строго призывали к ответственности, оставляя алые записи в дневнике. На следующее утро я замечала ее отстраненность и желание отодвинуться от меня, вжаться в противоположный край своего стула. Но разве мне было до этого дело? Я готовила наше прекрасное завтра!
День побега был назначен неурочно. Его предложила сама Таня. Ее заплаканное лицо в тот день вкупе с вечными двойками в школе  и постоянной запуганностью подстегнули меня и убедили окончательно в верности выбранного пути.
Маршрут был выработан заранее. Нам следовало сесть в автобус Зеленоград-Москва под номером 400. Но не в самом городе, где билетеры осуществляют контроль, а на трассе, за поворотом, в деревне Ржавки. Далее по плану мы прибывали в мегаполис и должны были пересечь на метро всю Москву до остановки «Варшавская», не разговаривая ни с кем. Оттуда совсем было близко до города Видное, в котором жила моя бабушка на попечении маминой сестры. Пока тетя работает в Академии наук, любимая бабушка сможет нам помочь, одолжить денег, откуда же иначе им взяться, благословить нас, купить билет в Ташкент ( все же непременно в Ташкент, там и только там начинается новая жизнь) и долго-долго махать на прощание рукой, щедро роняя слезы.
После принятого решения устроить побег именно в этот день, мы посчитали излишним продолжить свои уроки. Шагая по коридорам школы, надевая в гардеробе осенние пальто, мы вздрагивали от любого звука, ожидали окриков и рассекречивания. Поскольку наш путь лежал мимо моего дома, и мама была на работе, показалось логичным зайти, взять с собой в путешествие что-то из еды (оставаться долго и перекусывать было опасно), спички, газеты и, конечно же, оставить мой портфель. Кажется, я даже переоделась во что-то более теплое.
Дорога в Ржавки лежала через поле, которое нам необходимо было перейти. 70-е годы 20 века были довольно безопасными, но оказаться одним в огромном безлюдном пространстве, в более позднее время застроенным целым микрорайоном, было жутковато. Преодолевая страх и вырабатывая характер, мы ступили на тропу…  На краю поля возле леса текла речушка, там мы   остановились и развели костер.
В эти минуты страх и опасения быть разоблаченными и остановленными на нашем славном пути рассеялись, отпустили нас, и на смену им пришла бескрайняя радость! Мы сделали это! Прошлое, как бы прекрасно оно ни было, но все-таки прошлое, уже позади. А встречает нас долгожданное счастье, таинство пути, взрослая жизнь и упоение неизведанным!
Две одинокие маленькие фигурки плясали возле крошечного костерка, громкие крики их разносил гуляка ветер, разделяя безумный восторг, срывая с головы шапки и распахивая полы пальто. Газеты быстро закончились, собирать хворост мы не решились, а в Танином портфеле были учебники и тетрадки…
-А ведь они нам больше не понадобятся,- воскликнула я в запале бесстрашия и безнаказанности.
Таня почти не сопротивлялась.
Прошлая нудная школьная жизнь горела хорошо! Корешки книг потрескивали, а листы с пурпурными двойками и тройками мгновенно таяли в жарких объятиях палача.
Потом мы долго еще сидели у затухающего костра, вглядываясь в умирающие угли, привыкая к новой реальности.
К остановке мы подошли уже затемно.
Дальше все было по плану. Почти. Мы сели в автобус. Попали в метро без денег. От остановки «Речной вокзал » до «Варшавской» более 40 минут пути. В центре напротив нас разместилась пара зрелых дам, очень скоро нами заинтересовавшихся. Они расспрашивали нас и слишком быстро для нашего боевого духа раскрыли замысел. В комнате милиции также постыдно быстро мы назвали свои имена, городские телефоны, впрочем, их тогда еще не было у нас, и адреса.
Дальше все как-то смутно, скомкано, невнятно.
На милицейском уазике нас привезли в Зеленоград. Был почти час ночи. В состоянии полусна, наваждения помню, как пришла моя красавица мама. Она берет меня за руку и ведет домой. По дороге мы не говорим ни слова. Мы не произносим ни слова и дома и в течение последующих нескольких дней. Никогда больше мама не возвращалась к этой теме.
В школе, куда я вышла на следующий день, и в дальнейшем, никто ни о чем меня не спрашивал. Приходили к нам домой учителя. Но разговоры с ними велись за закрытыми дверями.
Все было как и прежде. Для меня.
Таня отсутствовала в школе больше двух недель. Ко мне посадили другую девочку, с которой я крепко подружилась позднее. Когда Татьяна появилась в школе, на нее буквально обрушилось учительское негодование. Почти на каждом уроке в первые дни звучало: «Где твой учебник? Где твой дневник?» и стыдом загорались листки ее новых тетрадей с очередными двойками. По слухам, в семье у Тани был настоящий скандал. Ее побили и не один раз.
Как мы встретились с ней и что сказали друг другу, и был ли этот разговор, я не помню. Совсем.