Дневник словесника - 141

26 января  

Наконец-то председатель представил нам для подписи протоколы педагогических советов: у него потребовали их из округа. Протоколы эти копились за целый год начиная с ноября, а теперь он потребовал (через сторожа) немедленно подписать и возвратить их ему, надеясь, очевидно, что мы подпишем не читая. Но когда мы стали просматривать их, то оказалось, что самозванный секретарь Ч-ва, инспирированная своим покровителем, так тенденциозно составила протоколы, что к каждому из них пришлось прилагать «особые мнения». В первом протоколе писали возражения на неправильные выборы секретаря. Потом шел протокол заседания о поднятии грамотности; здесь было уменьшено число даваемых мною письменных работ и не сказано о принимаемых мной для поднятия грамотности мерах. В протоколе о выписке журналов были упомянуты только журналы, одобренные Б-ским; о решении же совета выписать целый ряд других журналов (в том числе педагогические, и даже такие, как «Педагогический сборник» и «Церковные ведомости»), принятом единогласно, даже и не упомянуто. Протокол, излагавший вопрос о репетициях, тоже делал передержки, чтобы показать, что я возражал председателю. Следующий протокол (об исключении А.) начинался с курьезного изложения всех непорядков, замеченных председателем в гостинице: беспатентной продажи вина, посещения гостиницы женщинами, неправильного составления счетов и даже того, что гостиница ближе чем на 40 сажен от церкви. При изложении же самого дела А. Б-ский благоразумно умолчал о том, что видел ее в гостинице еще в первый день своего приезда туда, но никаких предупредительных педагогических мер не принял, не сказал об этом даже начальнице, а занялся слежкой с целью «накрыть» (выражение протокола), как настоящий провокатор. В заключение же приводится не только постановление об увольнении А., но еще и другое, которого вовсе не было, будто бы мы постановили ходатайствовать перед губернатором о закрытии гостиницы. Но мы опять написали возражение, указав, что такие вопросы в компетенции педагогического совета не входят. Но всего тенденциознее оказался протокол. Сначала здесь излагался вопрос о праздновании юбилея, причем отмечалось, что законоучитель возражал против речи кого-либо из учащих, говоря, что по циркуляру должны читать учащиеся; подчеркивалось далее, что историчка отказалась читать юбилейную речь (ссылаясь на нездоровье), что отказался и я (хотя я вовсе не историк); но умалчивалось опять о том, что отказался и сам председатель (бывший раньше учителем истории), ссылаясь на то, что он будто бы «косноязычен». Потом шло изложение инцидента с расписанием уроков, освещенного тоже тенденциозно (будто бы законоучитель сказал, что при таких условиях «не может» посещать молитву). На все это нам пришлось возражать и прилагать «особые мнения», где вскрывалась (хотя и весьма осторожно) истинная подоплека дела. Не писала «особых мнений», конечно, только составлявшая протоколы Ч-ва; из остальных же, как и следовало ожидать, оказалась во всем согласной с ними и не имеющей никаких особых мнений классная дама В-ва. Прочие же коллеги выступили против этого триумвирата с замечательным единодушием. Общий гнет сблизил всех нас, и эти добрые товарищеские отношения, которые теперь воцарились среди нашего персонала, весьма скрашивают наше неприглядное житье.