7 января
Началось зрение. Но не с новой энергией после отдыха приступил я к нему, а с чувством какой-то и физической, и духовной подавленности. Отдохнуть, как следует, не успел. А тут еще целый ряд неприятных известий. Б-ский, оказывается, представил о всех нас (кроме своих фавориток и тех, кто с ним не имел никаких столкновений) в округ самые нелестные характеристики. Главный пункт, как и следовало ожидать, обвинение в политической неблагонадежности. Особенно достается начальнице гимназии и четырем преподавателям старших классов, которые чаще сталкивались с ним, отстаивая свои права, и потому причислены им к левым. В подтверждение этого обвинения относительно меня лично он представил в округ списки неблагонадежных, по его мнению, книг, находящихся в гимназической библиотеке, а также списки книг, которые читают гимназистки. Выживший из ума попечитель округа особенно ужаснулся, увидев в числе этих книг сочинения Герцена, и не какие-нибудь публицистические статьи, а безобидный роман «Кто виноват?», вышедший еще при Николаевской цензуре 40-х гг. «Это на казенный-то счет в казенной гимназии «Кто виноват?»» — возмущался старик, не зная, очевидно, ни самого романа, ни того, что он включен в гимназическую программу еще при Шварце, ни того, наконец, что я ежегодно включаю его в свою программу VIII класса, которую он сам ежегодно утверждает. И как ни нелепо все это, но для нашего брата, беззащитных педагогов, это может иметь решающее значение. Б-й может ежедневно писать на нас подобные доносы, а мы не имеем права возразить на них и даже не знаем об их содержании. В округе создастся крайне отрицательное отношение к нам, и изменит!» его мы почти не имеем возможности; а наша судьба как педагогов всецело в его руках. Весной надо ждать ревизия и под угрозой ее, как под дамокловым мечом, вести свои занятия. А Б-й, не стесняясь, стращает, что добьется своего, т. е. разгонит нас.