Вот новое постановление прислали. У кого маленькая деревня, то идёт на снос. Чтобы было не менее пятнадцати домов. Не знали что и придумать. И вот наша деревня Игнатова пошла на снос, у нас всего было шесть дворов, да и деревня в стороне. И вот одна уехала к племяннице жить, вторая, к дочери, третья, к сестре, а двое в Ленинград, у них было по одному ребенку. А я сама пятая. Куда поедешь? Я лето прожила дома. Одна в деревне жила. Ко мне тогда воры лезли. Ну запоры были очень крепкие. Лезли во двор. Я услышала шорох ненормальный и думала корова, может, рогами в яслях засела. Зажгла фонарь и на двор. Корова лежит, всё тихо. Только снова легла, слышу опять шорох. Тогда я опять пошла в горницу на повить. Взяла два чемодана хорошего и поставила на палати. Я чувствую — кто-то лезет, у меня и сон пропал. Время было двенадцать ночи. А топор был в избе. Если полезут в окно, думаю, буду топором по рукам рубить. Опять легла, а уже не уснуть, сон пропал. В окошко боюсь глядеть. И вот они во двор не попали, и пришли к избе за лестницей и стали лестницу брать. А муж мой лестницу-то прибил гвоздями к крыше, чтобы ребята не уронили. Вот они как дернули лестницу-то, так простенок и затрёсся. Тогда я встала, огонь зажгла во весь свет, и сама от окошка подальше. Кто знает, может с ружьем. Ну так и ушли, не влезли. А ведь слыхом земля полнится, что мол хорошо живет, да и кладовщик, мол всего есть.
На другой день утром ко мне заходит наша колхозница и говорит: «Дуняшка, ты жива? Ведь Шурку-то мою обокрали». А её Шурка жила от меня в одном километре от деревни. И дом её был с краю. И у ей открыли двор и увели корову. И она с печки увидела, как они фонариком осветили. И она из окошка выскочила, да в деревню. А погода-то была, немножко снежку напорошило. Ну корову нашли.
Ну напугали меня очень. После этого я не спала две ночи, а на третью ночь так уснула, хоть по бревну, разбери весь дом. Мне стало боязно, ребята малы были. Я стала переезжать в деревню, в пустой дом, хозяева уехали в Ленинград. А переехали опять в Алешково. Дом был неустроенный. Тогда я стала мужу писать — надо еще покупать дом в деревне. А он мне пишет, что всё надоело, сколь можно строиться. Приеду и увезу в Ленинград. А в Ленинграде с жильем было плохо и он устроился под Ленинградом в колхоз, где жила моя сестра Паня. Как Тонюшку похоронила, у меня осталось трое детей и все уже большие, четырнадцать лет, одиннадцать лет и семь лет.
Свободное копирование
