29 ноября, среда.
Ездили с Невзоровым к Карцеву, у которого я так долго не был. Он недомогает и был нам искренно рад. Застали у него князя Гундорова. Этот князь, толстый, громогласный человек, считается одним из лучших наездников на рысаках и за эту способность находится в большом почете у охотников и в милости у графа Орлова; он также известен неугомонностью своего аппетита, которому, однако ж, не всегда расположена служить его натура, несмотря на свою солидность: случается под конец обеда или ужина, что, наложив себе верхом тарелку какого-нибудь кушанья и приготовясь наслаждаться им, он вдруг с глубоким вздохом оттолкнет его от себя с досадою, примолвив: н_е _м_о_г_у! Невзоров преуморительно передает это отчаянное движение Гундорова.
Карцев читал нам кой-какие стихи и, между прочим, один стихотворный рассказ под заглавием "Цыган", который тут же и дозволил мне списать. Рассказ несколько растянут, но язык хорош и даже лучше многих нынешних пресловутых писателей. Мне кажется, что Карцев метил на какое-нибудь лицо, хотя и не признается в том.
Ц_ы_г_а_н
(Пословица)
Цыган, барышник лошадиной,
Мужик догадливый, да храбрости гусиной,
Купаяся, попал в водоворот,
И стал тонуть; кричит и вопит: "Гей, ребята!
Спасите! Кто спасет, тому уж будет плата:
Отдам последнее -- топор отдам!". Народ,
Как водится у нас, ни с места, лишь глазеет:
Народ, вишь, плавать не умеет,
Зато пересужать других собаку съел:
-- Зачем попал в реку? Не чорт носил купаться!
Знай, дома бы сидел, пострел,
Стерег табун да лапти плел,
Так нет, туда ж в реке задумал полоскаться!
По счастью, кум Семен шел мимо: слышит крик,
Бултых в реку, давай барахтаться с волнами
(Он парень ловкий был, не только что с реками --
Он был знаком с морями)
И вытащил утопленника вмиг;
А тот без памяти; однако же очнулся,
Вздохнул,
Зевнул,
Чихнул
И потянулся,
Затем как встрепанный вскочил
И норовит домой, забывши о посуле:
Он домоседничать любил.
Меж тем Семен стоял на карауле
И куманька остановил.
-- Послушай, говорит, и не ворочай рыла;
Ты, кажется, тому сулил топор,
Кто вытащит тебя скорее из бучила!
-- Топор? какой топор? Ну, это что за вздор?
-- Как вздор! Все слышали. Хоть я с тобой и дружен,
Однако же, признаться, мне
Теперь топорик очень нужен.
-- Тебе топор? на что? Да в вашей стороне
Им делать нечего; к тому ж ты недосужен.
-- Досужен я иль нет -- мне следует топор:
Я вытащил тебя. Отдай! к чему тут спор?
-- Уж полно, ты ль тащил? Кажися мне, Петруха,
А впрочем, ты иль он -- в том нет большой нужды.
Уж коли сделалась с товарищем проруха,
По христианству, должен ты
Его избавить от беды:
Так, слышь ты, писано; к тому ж, признаться.
Куда не хочется мне с топором расстаться!
-- "Давно б ты напрямки сказал,
Чем проповеди петь, дружище,
Ему Семен без сердца отвечал:
-- Ну, жалко топора, отдай хоть топорище,
Оно и все-то грош, а я его искал...
-- Вот это дело, кум, и не одно, а пару
Добуду я тебе, лишь бы господь привел
Мне побывать в лесу, а там бы я нашел,
Хоть бы пришлось таскаться до угару.
Да что! тут нечего напрасно тратить слов,
Уж просто куму верь! -- сказал -- и был таков.
Не даром говорят:
Как тонут, так топор сулят.
И отказать ни в чем не смеют;
А вытащи -- попятятся назад
И топорища пожалеют!
На днях, кажется, 2 декабря, в круглой зале Зарубина, у Никитских ворот, дает концерт скрипач Бальо, соперник знаменитого Роде, который два года назад обворожил всю Москву волшебным (как тогда говорили) смычком своим. Теперь мнения разделились, и некоторые знатоки отдают преимущество Бальо, в игре которого находят более беглости, силы и энергии, но Всеволожские, Мосоловы и другие дилетанты одного с ними круга утверждают, что хотя Бальо точно отличный скрипач и одарен необыкновенною силою, но что Роде превосходит его чистотою, нежностью и певучестью игры. "Так играет, -- говорят они, -- что невольно плачешь, сердце выскочить хочет и не слышишь земли под собою". Вот как! Но я слышал, что то же говорили и даже писали о Жарновике и помешанном Дице. Чему верить? Мне кажется, что нет лучше т_о_г_о, что нравится, а нравится сегодня одно, завтра другое. Бедные мы люди и бедный я студент!
Непостоянство -- доля смертных,
В пременах вкуса -- счастье их!
Мало того, что Державин великий поэт, он и великий мудрец; а Н. И. Кондратьев, губернский секретарь, пишет на него кабачные стихи! Вот поди ты с ним!