Несмотря на то что у меня были любимые подруги, я была очень одинока: родителей нет, тетя Екатерина Яковлевна всегда занята Курсами и преподаванием, а двоюродная сестра Лёля — взбалмошная девочка, духовно мне чуждая. С тех пор я всю свою жизнь больше всего боялась одиночества. Вероятно, поэтому я начала вести дневник в виде писем к родителям. (По сути дела, я продолжала вести дневник моей мамы, который она начала писать еще в Белостоке в 1901 году, но, сделав несколько записей, бросила его.) Я вела его очень недолго — в течение первой половины февраля 1917 года. Затем революционные события, переезд в Москву, создание Неофилологической библиотеки в Москве полностью оторвали меня от дневника, и только в октябре 1923 года в Москве я вернулась к нему, сделав одну-единственную последнюю запись. Вот некоторые мои записи:
г. Саратов, 2-го февраля 1917 г.
Этот первый дневник посвящаю моим незабвенным родителям: папочке и мамочке. Милые, я Вам каждый вечер молюсь, говорю все, что я делала днем, и это будет все написано, мои дорогие, хорошие… Простите меня…
г. Саратов, 9 февраля 1917 г., 8 час. вечера
Неужели мне именно сегодня предстоит продолжить эту тетрадь моей милой, дорогой и незабвенной мамуленьки. Давно я хотела писать, но считала себя как-то недостойной писать здесь, хотя не думаю, чтобы и сегодня мое мнение относительно этого поменялось- Нет! Я считаю себя такой же, как и раньше, но начать другую тетрадь, значит эту бросить, а так, открывая ее, первое, что попадается в глаза — это несколько страниц маминого прошлого, и я думаю, что, если бы мамочка знала, что я сейчас пишу, она ничего не имела бы против этого, а наоборот, была бы рада, моя милая, недосягаемая мамочка… Вот идеал женщины, к которому я стремлюсь, но., это тщетная попытка, которая, к моему несчастью, неосуществима. Боже, быть хоть немного похожей на нее, это счастье!!!
Сегодня у меня настроение убийственное. Уже с утра я поссорилась с Лёлей, с этой злой и взбалмошной девчонкой, как она мне много отравляет счастливых часов моей только что начинающейся юности. Хотя, что я говорю "счастливых", теперь у меня никогда их не будет, разве когда я буду жить одна. Сейчас, например, сижу и пишу, а Лёля все время вертится около, так ей хочется посмотреть, что я пишу… И так все время, все время. Буду продолжать, что было сегодня, а то уже очень увлеклась…
В 12 часов пришла Надя и утащила меня к себе… Надю не узнать. Мамуленька, папочка, если бы Вы ее увидели… как может перемениться человек… На Курсы она совсем рукой махнула… Сегодня идет на вечер в коммерческое училище, там будут ее верные рыцари, что ей желать лучшего!!! Увлекающаяся Надя находит в этом счастье, ну и пусть себе, ведь ей 17 лет. Как раз возраст… Я так пишу, что можно подумать, что я сама 70-летняя старуха… Но нет, у меня насчет этого мнение другое: все время веселиться — это ерунда, человек создан не для того, но если с другой стороны взять, для чего же создан тогда человек? Какая, например, у меня цель жизни? Вот вопрос, на который трудно ответить, но как-нибудь потом отвечу <".>
10 февраля. 10 час. утра
Сегодня масленица. Как не похожа на все предыдущие… Нет Вас, мои папочка и мамочка. Ведь это первая масленица без Вас, мои милые. Сегодня встала как будто бы в хорошем настроении, помирилась с тетей Э. Хотим с Лёлей идти в синематограф на "Ледяной дом". Сейчас Лёля играет мою пьеску для фортепиано. Прелестная она, такая изящная и не особенно трудная. Через час я буду ее учить, а сейчас пойду заниматься словесностью — Пушкиным.
9 час. вечера
Настроение опять ужасное, кажется, хуже вчерашнего, а во всем виновата эта капризная Лёля. Скоро ли я дождусь того времени, когда буду без нее…
<_>
11 февраля. 6? час. вечера Сижу сейчас одна, тетя Э. ушла к парикмахеру. Лёля делает примочки, у нее страшно опухли глаза, потому что полдня ревела, а сегодня вечером — вечер на Курсах. Утром встала в ужасном настроении, но теперь хорошее, с тетей и Лёлей помирилась. Был и сегодня опять блины, но я очень торопилась в театр, что не до блинов было… В театре было бесподобно! Играли лучшие артисты: Слонов, Жвирблис, Гринев, Рудина, Астахова, Смирнов, Смирнова и др. Какой был Слонов!!! Пьеса была "Соколы и вороны", по содержанию чудная… Как все на свете бывает, виновные счастливы, невиновные в Сибири! Какая несправедливость!!!
12 февраля. 1 час дня Никак не могла вчера поделиться с Вами, милые мамочка и папочка, моими мыслями. Как было вчера чудно, только Вас не было, мои хорошие… Надела я черную юбку-клеш, кофточку в голубенькие полосочки и туфли с тонкими чулочками. Кажется, была ничего себе. Лёля надела свое новое синее платье и новые туфли; выглядела хорошо, только глаза опухли: еще бы — полдня она ревела… и из-за чего, из-за того, что тетя Э. на каток ее не хотела пустить; конечно, у нее страшно голова разболелась и она рано ушла спать. Тетя Э. была в черной из тафты юбке и шифоновой кофточке. Вид у нее был хороший. Надя была в голубенькой шелковой кофточке и в синей юбке-клеш, тоже хорошо выглядела. Р.Ф. была восхитительна: на ней было очень простое, но изящное платье зеленого цвета. Большей частью я была с ней, очень ее заинтересовало мое отношение к ней и мой дневник… Я ей даже немного хотела показать, и потом раздумала, лучше не стоит, вообще я хочу никому не показывать эту тетрадь. Не так ли, мамочка??? Вечер начался рефератом ученицы Ознобкиной со II курса. Затем читали стихотворения. Очень хорошо прочли Брюханова, Шишкина и Людвикович. Остальные прочли тоже довольно хорошо. В конце литературного отделения пела Р.Ф. Она пела "Bercuese" (слова Виктора Гюго, музыка Гуно) и "Лебедь" — Грига. Как хорошо она пела! У нее такой чудный голос! Какая она милая и хорошая, стояла около рояля и пела!!! Вчера она была грустной, но еще лучше пела, чем всегда… Кончилось это отделение французским гимном "Marseillaise". Играла Лифшиц, ученица со II курса. Она еще в середине играла, но ужасно. Весь вечер был посвящен Виктору Гюго. Мамочка, папочка, Вы его, вероятно, там, у Вас, знаете? Да? После окончания был буфет: много было вкусных вещей, но я ела очень мало… сама не знаю почему. После буфета пошли танцевать; я свой незабвенный вальсенок играла. Прямо руки отваливались, так устала. Были разные игры: в "мои соседи", в моргалочки, в отгадывание слов и др. В 12 часов многие ушли, а некоторые остались: пили еще раз чай, играли в загипнотизирование. Очень хорошо нам с Брюхановой удалось… Только потам Протопопова догадалась, а Р.Ф. никак. В час ночи Р.Ф. еще поиграла. Около 2-х все ушли: Д., Р.Ф., Кузьмина, Брюханова, Протопопова и несколько приготовишек. Мы еще с тетей Э. поговорили, покритиковали всех и в третьем часу легли спать. Сегодня встали в 10 ч., Лёля ушла на урок музыки, я с тетей все убрали. Сейчас готовы и хотим пойти на выставку работ беженцев. Потом нужно пойти за уроками и подучить, а то завтра в гимназию, а я еще не начала учить. Р.Ф. сказала, что сегодня не придет, так что я совершенно спокойно могу уйти, куда нужно…
11 час. вечера
Были днем на выставке. Тетя купила несколько салфеточек и вышитую беленькую кофточку. Как бы я хотела так вышивать! Верно ты, мамочка, мне говорила, чтобы я училась всему, а я так не хотела. Теперь приходится раскаиваться… Заходили Муся и Таня, приглашали меня в театр, но я не пошла, потому что тетя Э. была немного против этого. Хотя, конечно, я могла бы настоять на своем, но не хотела, потому что тетя больна и Лёлька бы опять ревела, как вчера. Сегодня много играла на рояле. Выучила довольно хорошо мою пьеску. Сейчас писала английский: написала больше, чем следует. Покойной ночи, мамочка и папочка…
16-го февраля. 9 час. утра
Вчера не писала, не было ни минутки свободной. Лёля больна, новая прислуга… Р.Ф. я уже два дня не видела, она на курсы не ходит, не знаю, что с ней.
Мы сегодня устроили в уборной балет. На что это похоже!!! Моппочка танцевала умирающего лебедя, а Лена — казачок. Подумать только, кончающие гимназию!!!
В воскресенье умерла Каппе, ученица VI класса. Я ее очень хорошо знала, т. к. она немка и мы сидели вместе на Законе Божием, мамочка, ты ее помнишь. Счастливая она, теперь с Вами, там на небе… Еще умерла одна наша бывшая гимназистка — Люба Белокудрина. Она тоже у тебя, мамочка, училась в V классе вместе с Соней Бонковской.
17-го февраля. 3 часа дня
Сейчас у нас география. Объясняется что-то про земледелие, скотоводство и т. п. чушь. Как терпеть я не могу географию! Вчера я ничего не могла написать здесь потому, что попросила Таню Акимову написать мне что-нибудь здесь, а она мне за тем же уроком не отдала, а я потом забыла. Я ужасно боялась, чтобы она не прочла, но она говорит честное слово, что не читала, и я ей верю. Ведь она не читала, мамочка и папочка? Да, я хочу проколоть уши, стоит???
19-го февраля 1917 г. 10 час. вечера
Милые папочка и мамочка! Напишу Вам, как я провела сегодня день. Встала, как всегда, в 8 ч. Убрала, играла на рояле и в час пошла к тете Амалии; сегодня ее именины; я ей подарила подставку под кофе. Обедала у них, в три пришла тетя Эмма: пили кофе с тортам и вино за здоровье тети. В 6 мы ушли. Я понесла записку Дуссану, а оттуда пошла на каток. Немного покаталась с ученицей из VI класса, затем с Мусенком и Таней Гамбурцевой. С Таней Кедровой я немного рассорилась… Видела Митю; я с Таней Г. проходила на катке мимо него, а он мне и говорит: "Риточка, наконец вы здёсь, наконец-то выздоровели и живы…" Он мне все же нравится! Когда я пошла на каток, я думала, что у меня с ним все кончено, а оказывается, что нет… он мне все же очень нравится. И что в нем хорошего??? Слава Богу, что я в него не влюблена… почти. Я еще ни в кого не была влюблена… <…> Мамочка, папочка, попросите Боженьку, чтобы мне Митя Т. разонравился… Покойной ночи!!!
Это были последние записи в саратовский дореволюционный дневник. Вернулась к нему, как я уже писала, через 5 лет, в 1923 году, когда жила уже в Москве, была директором Неофилологической библиотеки и была влюблена в своего будущего мужа Василия Николаевича.
10 мая 1923 г.
Прошло пять лет, случайно попалась мне эта тетрадь… прочла… и стало стыдно… больше было души, больше было внимания к Вам, мои милые, хорошие папочка и мамочка. Не знаю, в конце концов, довольны ли Вы мной? Прошло столько времени, на ноги я встала уже давно, много перенесла и горестей и радостей, стала совсем иной. Потеряно много… холодная какая-то. Не могу чувствовать, как чувствовала когда-то. Ловлю себя на мыслях, что надо думать, когда пишу в дневнике, ведь вдруг кто-либо прочтет, а тогда писалось все как было на душе. Грустно и больно. Проходит и юность, а я все одна, одна. А все же, если бы Вы были, очень м.б., было бы иначе. Не молюсь я больше, не думаю о чем-то высоком? Рассудок взял свое, а на душе стало холоднее. Хотя я редко помню дни, когда мне было бы хорошо, хорошо…
Мне очень хотелось бы писать здесь почаще, быть с Вами — я помню мои первые думы по отношению к Вам. И я люблю Вас. Как-то на днях я наткнулась на некоторые письма Ваши друг к другу. И осудила Вас по-своему, конечно, во многом Вы виноваты… Пишу и все мысли отклоняются — хуже, хуже стала я. Не стало той простоты, даже непосредственности.
Милые мои, я, кажется, люблю. Но не дают мне любить. И почему меня так боятся?
Иду спать, теперь буду возвращаться чаще к моему милому, дорогому дневнику. Как смешно, ведь не раз за эти пять лет я называла это сентиментальностью, детством и т. д., а теперь… что же это было в конце концов?
Покойной ночи, как когда-то пять лет тому назад?
На этом записи в дневнике закончились, и я больше дневников не вела. Было небольшое исключение, когда в начале мая 1945 года, попав в горевший еще Берлин, я в течение очень короткого времени вела дневник.