В Африке всегда надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Поражало: благодушие, беспечность в работе - чуть ли не национальная черта африканского характера. Как бы вы ни старались предусмотреть все с учетом африканской специфики, она все равно, рано или поздно, в той или иной мере, даст о себе знать.
Работая в госпитале, я не мог припомнить дня, чтобы всем мы были обеспечены, чтобы все действовало. Как бы вы лично ни старались подготовиться к неожиданностям, они обязательно вас подстерегут. Вы можете напоминать персоналу о необходимости держать в готовности аварийное оборудование, запасы, но если это рассчитывается на ситуацию, случающуюся не часто... Персонал искренне будет вам обещать: не волнуйтесь, все будет в полном порядке, а в нужный момент окажется, что все, как и прежде, делается по принципу: когда поломается, тогда и начнем ремонтировать.
Вот и в то памятное дежурство день начинался вроде обычно. С утра везли пострадавших в дорожно-транспортных происшествиях, накладывали гипсы, обрабатывали открытые переломы. Вечером поступили ущемленная грыжа ( к счастью, закончившаяся без резекции кишечника), аппендицит, а после полуночи, как всегда, стали вызывать в "матерните" - акушерское отделение.
На этот раз необходимо было заняться роженицей. Она никак не могла разродиться из-за рубцового сужения родовых путей вследствие произведенной в раннем детстве клиторотомии (что-то вроде обрезания, существующего в некоторых африканских странах, исповедующих ислам). Для чего это делается, выяснить мне тогда так и не удалось, но последствия этих "операций", выполняемых деревенским кузнецом, приходилось видеть не раз. Когда приходила пора рожать, единственное, что могло спасти и мать, и дитя, - кесарево сечение. И в этот раз, осматривая роженицу, пришлось констатировать: нужна операция, благо, плод еще жив. Дело, в общем, обычное, и я рассчитывал через 25-30 минут все закончить.
Операция началась без каких-либо задержек, по принятой методике: нижнесрединным разрезом вскрыли брюшную полость - рассек поперечным разрезом брюшину по переходной складке, сместил мочевой пузырь вниз и поперечным разрезом проник в полость матки. На этом этапе всегда начинается сильное кровотечение из крупных пересеченных сосудов по передней поверхности матки, но на него, как правило, не обращают внимания, а сразу же стараются извлечь ребенка. Лишь после этого можно приниматься за остановку кровотечения.
И вот когда ребенок был вызволен и я, собираясь останавливать кровотечение, запустил руку в полость матки за плацентой, - в операционной... погас свет. Наступила кромешная тьма и, как показалось, - звенящая тишина, мерно прерывавшаяся хлопающими клапанами наркозного аппарата в такт дыханию спящей на операционном столе.
Трудно себе представить всю трагичность подобной ситуации, особенно при такой операции, как кесарево сечение. В этой адской тьме я явственно ощутил, как рана наполняется кровью; мне даже показалось, что слышу в тишине шипящий пульсирующий звук бьющей из сосудов крови.
Холодный пот прошиб в одно мгновение. Надо что-то предпринимать. Немедленно. Но главное - не паниковать. И я постарался как можно спокойнее приказать:
Люмьер! Торш! (Свет! Фонарь!).
Санитар на ощупь двинулся искать фонарь.
Мысли проносились в голове с лихорадочной быстротой, но ясно осознавалась только одна: пока дадут свет, женщина может остаться лежать на столе обескровленной.
Неподвижный, я продолжал держать руки в полости матки - и тут перед глазами четко всплыла вся анатомия малого таза, вырисовались сосуды матки, идущие вдоль ее ребер у основания широких связок. Оставалось одно - зажать эти сосуды.
Удалив на ощупь из полости матки детское место, тут же нащупал широкую связку - левую, а затем и правую, сдавил между пальцами ткани по предполагаемой проекции сосудов и замер в ожидании. Спустя какое-то время попросил ассистента (все на ощупь) промокнуть рану. Он проделал это незамедлительно, и я услышал обнадеживающее: " Салфетка, кажется, сухая"...
Наконец вспыхнул слабый огонек газовой зажигалки. Зажгли спички, - и в колеблющемся свете смогли заглянуть в рану. Кровотечения почти не было. Но я продолжал стоять, вцепившись в матку, не рискуя разжать пальцы. И правильно сделал, так как через мгновение кончились и спички, и газ в зажигалке.
Санитар нашел фонарь, но был он без батарей - кто-то вытащил их накануне; во втором фонаре не оказалось лампочки. На аварийное освещение операционной лампы вообще нечего было рассчитывать: с таких ламп сразу же после приобретения снимают аккумуляторы для чьего-то личного автомобиля. Знакомая история!
Санитар побежал на улицу просить фонарь у посетителей госпиталя, а мы все ждали.
И вдруг - зажегся свет. Так же внезапно, как отключился. От сердца отлегло - можно продолжить операцию.
С большим трудом смог я разжать оцепеневшие пальцы и начать ушивание матки. Руки были деревянными, слушались плохо. Проверив полость матки, брюшную полость, не попало ли туда что-нибудь постороннее, мы вскорости закончили операцию. Ребенок был жив, и его мать - вне опасности. В операционной мы пробыли минут 35, а без света - не более пяти. Но в темноте казалось - не меньше часа.
Выйдя из операционного зала, снял перчатки, бахилы, мокрый от пота и крови, хоть выжимай, халат - и только теперь ощутил огромную усталость, не меньшую, чем после целого года командировки.
А вскорости жена заметила у меня на висках первую седину.
Свободное копирование
