22 ноября. Три дня не привозили газет, а сегодня поздно вечером привезли, и — сразу три смерти: Алексей Алексеевич Игнатьев, Абрам Эфрос, художник Бродаты.
Жалко, что все собирался навестить Игнатьева, да так и не собрался. Фигура эта примечательна и благодарна для мемуариста, — один из «столпов» русского патриотизма, весьма честный человек прошлого, понявший народность нового хода нашей истории и с легким сердцем махнувший рукой на былые узы своей семьи, своего общества. Он очень гордился приобретением нового своего положения «писателя», впрочем, уважал и чин генерал-лейтенанта Советской Армии, так что даже на своих почтовых бланках отпечатал: «писатель генерал-лейтенант»... Мое близкое знакомство с ним шло от Ал. Толстого, с которым он дружил. Помню, как, подойдя к гробу Алеши, Игнатьев опустился на колени и долго стоял с опущенной головой. Никто другой в наше время не сделал бы такого жеста, — тут сказались сразу две традиции — военная со светской, но вспомнить их побудили Игнатьева и дружба с Толстым, и настоящее коленопреклонение перед его талантом. В быту Игнатьев, как и Алеша, был красочным героем фламандской кисти — весь в ощущении радостей плоти.
23 ноября. Хотя много сочинено, но я, собственно, не знаю до сих пор, что будет случаться с героями а каждом предполагаемом эпизоде. Все они поступают довольно неожиданно. Складывают свои характеры, и что ни лицо — все свой норов. Даже маленькие лица и те норовят как-нибудь повернуться на свой манер. О больших и говорить нечего — они все наперекор. Илья — герой явный, но пока что-то робковат и наивен — бог его знает, что еще с ним случится: как бы не заробел и в Туле...