Миллионер - 34

В 1985 году, когда пришел к власти Горбачев и была назначена «сверху» новая эра в жизни советского общества «Перестройка и Ускорение», никто в мире не думал, что это серьезно.

Тогда шутили, что после каждого заседания Политбюро Горбачев приходил домой с большим синяком на щеке. Каждый из старых членов подходил к нему, поздравлял с назначением и щипал дружески за щеку со словами: «Ууу! Какой ты молоденький!»

Мне вспоминается разговор, услышанный в одном коридоре, напротив приемной министра. Разговаривали два чиновника, один из которых нервно курил, был красный, как спелый помидор, и только что вышел из кабинета самого шефа.

– Будто с цепи министр сорвался! – говорил он. – Так меня поливал матом, стучал кулаком по столу, орал как сумасшедший: «Ты, твою мать, понимаешь, в какое новое время живем? Ты почему до сих пор не перестроился?» А как на такой вопрос ответишь?

– Да ладно, не расстраивайся! – утешал другой. – Времени у тебя хватит, ускорение только начинается. Еще успеешь!

Это было в Министерстве химической промышленности, что совершенно не важно! Таких министерств тогда в СССР было 120 или даже больше. Если, допустим, этот случай произошел бы в Министерстве плодоовощной и ягодной промышленности, боюсь, что бедный чиновник так и не успел бы перестроиться – министерство ликвидировали уже через полгода.

Административно-командное управление было единственным стилем взаимоотношений. Люди разделялись на две категории: номенклатуру и подчиненных, или зверей-начальников и исполнителей-рабов.

Если по своей природе начальник не был зверем, то либо он слетал со своего кресла, либо с ним рядом находились его заместители, которые выполняли обязанности зверя. А сам начальник выступал в роли раба для вышестоящего начальника, и так до самой вершины пирамиды.

Мой хороший приятель, директор одного крупного предприятия, так описывал мне процедуру вызова на ковер к первому секретарю московской коммунистической партийной организации Гришину.

Тот сидел в самом конце огромного кабинета, напротив входной двери, от которой к его столу тянулась ковровая дорожка. Ножкой от буквы «Т» был приставлен еще один маленький стол. За ним с двух сторон восседали два специальных работника, молодые, красноречивые и по-звериному агрессивные. В кабинете находились только эти три сидячих места – гришинское кресло и два стула для спецов.

Вызванному на ковер сесть не предлагали – да и негде было. Поэтому он, робко войдя и сделав несколько шагов по направлению к столам, останавливался в нерешительности напротив.

Спецы, не отрываясь от бумаг, зачитывали вопрос, по которому надлежало разобраться с жертвой, полную характеристику работы предприятия и детали из жизни с такими подробностями, которые вызванному и не снились, – вплоть до его личных отношений с очередной любовницей.

А дальше начиналась проработка. Отточенными фразами молодые звери превращали человека в дерьмо. Обвинения в том, что он саботажник, преступник, подлец и ему место не в партии, а только на скамье подсудимых, чередовались со множеством риторических вопросов, на которые просто нельзя было ответить, и изложением фактов личной жизни, видимо прослушанных и подсмотренных.

Скорость перекрестного уничтожения была такой, что на ответ времени не давали, поскольку сразу же задавался другой вопрос, третий и так далее.

Если же обложенный дрянью начинал оправдываться, спецы входили в раж и не оставляли от него даже мокрого места. Гришин всегда сидел молча. Внизу под окнами дежурила машина реанимации, так как у вызванных часто случались сердечные приступы, в том числе и со смертельным исходом. Если подопытный выдерживал экзекуцию до конца, Гришин останавливал спецов, поднимал невинный взор и зачитывал уже приготовленное решение по этому вопросу: выгнать из партии, снять с работы, объявить выговор, строго указать… А в приемной ожидали своей очереди другие приглашенные.

Мы думали, что все в нашей стране – и власть, и люди, и собственность – принадлежит организации – Коммунистической партии Советского Союза, что было не совсем правильно. На самом же деле страна находилась в полном распоряжении конкретных людей – членов Политбюро Центрального Комитета (ЦК) компартии. Для особо непослушных, если воздействие партии казалось недостаточным, использовались эффективные карательные аппараты КГБ и милиции. Экономика управлялась соответствующими отделами ЦК КПСС Советов Министров СССР – организацией, которая выполняла все их распоряжения и указания.

Ниже располагались министерства и государственные комитеты: планирования, снабжения, статистики, цен и множество других…

Система работала непрерывно по замкнутому кругу. Вещественным продуктом ее производства являлись миллионы тонн исписанной бумаги. Позже были опубликованы факты, что только четыре процента от всей бумаги, выпущенной и завезенной в СССР, использовалось для печатания книг, журналов и газет, а остальные 96 процентов – для обмена письмами и документами между министерствами и ведомствами, издания прейскурантов, инструкций и бланков статистической отчетности.

Когда говорили, что «СССР самая читающая страна в мире», я всегда понимал это буквально. Вполне можно было бы добавить: и самая пишущая в мире.

Год начинался с составления бумаг, которые должны были определить жизнь всей страны начиная со следующего года.

Огромные аппараты управления на предприятиях и в учреждениях, составлявшие от 25 до 80 процентов от общей численности работавших, писали и заполняли тысячи присланных сверху форм, в которых пытались определить все, что может понадобиться для будущей деятельности: от количества канцелярских скрепок и гвоздей до строительства новых домов и заводов. Этот процесс назывался «заявочной кампанией».

Заполненные формы направлялись выше – в главки и управления, где эти формы сводились в общие таблицы, обрабатывались по тысячам научно обоснованных методик и инструкций и отправлялись в министерства.

Работники министерств сводили формы, полученные из главков и управлений, в общие таблицы, выводили общие показатели, после чего направляли в Государственный комитет материально-технического снабжения – Госснаб СССР.

Госснаб СССР составлял отдельные формы по республикам, регионам, отраслям промышленности и сферам социальной жизни, представлявшие заявленную потребность страны на будущий год.

Интереснее всего было то, что от низа до самого верха каждый, заполнявший эти формы, указывал несуществующие на самом деле потребности, стараясь как можно больше их увеличить, поскольку знал, что ждет эти бумажки впереди.

Если требовалось 100 килограммов какого-то продукта – писали 350. Если нужно было 20 миллионов рублей на реконструкцию цеха – в бумагах указывалось 40 миллионов…

Выполнив историческую миссию по составлению сводной таблицы несуществующих потребностей страны, Госснаб СССР отчитывался перед Советом Министров, а тот, в свою очередь, перед ЦК. После этого полученные данные передавались в Государственный комитет по планированию – Госплан СССР, который проводил не менее историческую по значимости работу.

В Госплан СССР снизу поступали бумаги, обработанные по строго научным методикам бюрократами предприятий и учреждений, главков и управлений, министерств и ведомств, а на последней стадии и Государственным комитетом по статистической отчетности – ЦСУ СССР. (Позднее его переименовали в Госкомстат СССР.)

В этих формах указывались миллионы показателей, отражающих, как работала вся страна в предыдущем году: сколько было произведено мыла и гвоздей, построено предприятий, закуплено и выпущено оборудования, истрачено валюты, создано новых рабочих мест, заявки на все материальные ценности на следующий год.

Каждый, кто заполнял эти формы отчетности, тоже указывал неверные цифры. Ведь надо было обязательно показать, что все запланированное в прошлом году было выполнено – и даже чуть-чуть перевыполнено. Иначе не дадут требуемого количества на следующий год.

Тогда был популярен такой анекдот.

«Идут международные соревнования по выдавливанию сока из стограммового лимона. Выступает японский спортсмен, сжимает лимон в кулаке – и в стакан вытекает 50 граммов лимонного сока. На его майке надпись: „КАРАТЕ“. Выступает американский спортсмен. Лимон в кулаке, Дно» усилие – и вытекло 80 граммов сока. Надпись на его майке: «ЦРУ». Выступает первый советский спортсмен. Лимон в кулаке, сжатие – вытекло 100 граммов сока. Надпись на майке: «КГБ СССР». А последним выступает второй советский спортсмен. Из стограммового лимона выдавлено сто пятьдесят граммов сока! Надпись на майке: «ЦСУ СССР»».