Мы приближались к Дарданеллам, но уловить вход в этот пролив нам не удалось. Мы вошли в пролив, вероятно, около 10 часов утра. Оголенные, гористые, крутые берега, отрогами спускающиеся в пролив, были однообразны. Это было что-то мертвое, безжизненное. Ни одного дерева, ни одного селения, точно тут не было никогда жизни. Причудливыми силуэтами серые и песочного цвета горы красиво гармонировали с бирюзовым оттенком моря, но давили своей тяжестью и казались мертвыми. Кое-где были видны, очевидно, упраздненные и заброшенные форты и что-то вроде жилых построек, но нигде не было признаков жизни.
Картина оживилась лишь в конце пролива. Здесь налево у берега виднелся опрокинутым корпус потопленного в Европейскую войну броненосца «Бреслау». Как-то не верилось, что этот мертвый остов, торчащий своим дном из воды, принадлежал когда-то могущественному броненосцу. Дарданеллы носили еще следы недавней Европейской войны. На правом берегу пролива против корпуса «Бреслау» виднелись два выбросившихся судна, наполовину затопленных в море. Еще дальше, у самого выхода в Эгейское море, направо, отлично был виден полуразрушенный форт и в некотором расстоянии от него - четыре затопленных корабля. Этот форт был нам знаком. Мы видели его на схематической карте Дарданелл, которая была издана в России во время Европейской войны.
Мы проехали Галлиполи, где был лагерь для русских войск. Воинские части были уже здесь, и мы с парохода видели казармы и развивающийся французский флаг. Галлиполи был расположен на скалистом берегу и на пустынном месте. Ни одного дерева, ни одной травинки не было на этом месте. Это был склеп среди мертвой природы. Мы от души жалели тех русских, которые попали в этот суровый край. Мне очень хотелось видеть остров Лемнос, о котором пришлось так много слышать, но, к сожалению, мы проходили его ночью.
В Эгейском море было тепло. Почти все время в лицо грело солнце. Мы прошли мимо острова Скирос и Евбея и подходили к Афинам. Сначала предполагалась, что мы зайдем в Пирей, чтобы набрать воды, но «Владимир» проследовал дальше и вошел к вечеру в Архипелаг. Мы идем все время вдоль островов. Ни на минуту из глаз не выходят берега. Кончается один берег, сейчас же начинается другая земля. Это лабиринт островов. Всюду мертвая картина оголенных берегов, каменистых, серо-желтого цвета, без одного деревца, без травинки, без строений и признаков жизни. Это совсем не соответствовало нашему представлению о той Греции, которая пережила Греческую империю. Нам казалось, что мы увидим хотя бы признаки исторического прошлого и той кипучей жизни, о которой мы знали по учебникам. Мы думали увидеть хотя бы руины и остатки далекого прошлого, но и этого здесь не было вовсе. Эгейское море и Архипелаг как центры торговых путей, казалось, должны были кишеть кораблями, парусниками, шхунами, а между тем и здесь была мертвая картина. Ни одного судна, ни одной лодки мы не встретили на этих морях. Нам казалось, что вблизи Афин и Пирея должна была проявиться жизнь, но и тут были только голые скалы.
Мы вспоминали греческую философию и расцвет греческой культуры. Мы искали признаков этой высокой культуры и не находили. С раскрытой книгой учебника высшей математики, лежавшей на коленях моего брата, мы вспоминали древнюю историю Греции и вызывали образ Аристотеля. Но это была мертвая страна серого, дикого камня, и наше милое общество перевело разговор на более современные темы.
Незаметно мы подошли к мысу Мотопан и стали огибать греческий полуостров. Мысу Мотопан предшествовал мыс Мария. Уже вечером, в темноту, у самого борта «Владимира» справа неожиданно вырисовалась громадная гора, повисшая над пароходом «Владимир». Все общество, сидевшее и лежавшее на палубе, вскочило посмотреть эту величественную картину. Это был мыс Мария - громадная, высокая гора, отрогом спускающаяся к Средиземному морю, у подошвы которой шел «Владимир». Мы шли вдоль отрога и спускались в Средиземное море. Налево виднелось два маяка, расположенные на островах против мыса «Мария».
Свободное копирование
