60
Нефтяной институт был самым крупным и самым богатым учебным заведением в Грозном. Он размещался в огромном многоэтажном здании в самом центре города. С ним соседствовали центральный городской кинотеатр имени Челюскинцев и областной драматический театр, образуя очень уютную благоустроенную площадь, утопающую в зелени.
В двух трамвайных остановках от института, на улице Крафта 8, в большом пятиэтажном здании размещалось институтское общежитие, которое по внешнему виду, планировке и благоустройству не уступало Ташкентской гостинице, в которой мне приходилось останавливаться во время моего вояжа по Средней Азии.
Меня поместили на четвёртом этаже в одной комнате с Рувкой Фан-Юнгом, с которым мы были неразлучны с первых дней кокандского периода пребывания в институте, Лёвой Хайкиным, инвалидом войны с таким же, как и у меня, ранением коленного сустава и Лёней Шустером, который, как и Рувка, был освобождён от воинских обязанностей по зрению.
Дружба с Рувкой доставляла мне истинное наслаждение. Я уважал его за эрудицию и способности, доброту и отзывчивость, скромность и бесхитростную честность.
Не всё в его характере и поведении импонировало мне. Он был абсолютно безразличным к своему внешнему виду и неопрятен, что вызывало моё недовольство. Его интересы сводились, в основном, только к учёбе и книгам. Даже к еде он был безразличен, Лишь бы не голодать. Его вполне устраивало каждодневное меню из кукурузной каши или супа, и я не замечал особых его эмоций, когда нам изредка удавалось поесть что-нибудь вкусное. Не стремился он также к каким-то развлечениям или отдыху на природе, считая это пустой тратой времени, которое могло бы быть использовано на чтение. Всё свободное от занятий в институте время он старался проводить в библиотеке и в этом видел все удовольствия жизни.
Мои попытки повлиять на Рувку были не очень эффективными, но всё же мне удавалось нередко вытащить его в кино, на прогулку, а иногда даже на вечера отдыха, которые часто устраивались в институте. Наверное, он делал это больше из желания сохранить нашу дружбу, нежели от потребности в этом.
Эти и некоторые другие отрицательные особенности Рувы не могли оказать заметного влияния на нашу дружбу и я любил его таким, каким он был, и сохранил о нём только добрые воспоминания на всю жизнь.
Лёва Хайкин во многом был прямой противоположностью Рувы. Он видел в учёбе только средство получения диплома инженера. Не очень увлекался он и книгами. Свободное время старался проводить на природе, рыбалке или в прогулках по парку или городу, часто ходил в кино, на институтские вечера, любил быть в обществе девушек и пользовался у них успехом. Он умел запустить шутку или рассказать анекдот, которых у него было неиссякаемое множество на все случаи жизни. Трудно было понять, когда Лёва говорит серьёзно и когда шутит. Он был родом из Днепропетровска и окончил там до войны среднюю школу. Свой город он считал самым лучшим и мог говорить о нём часами. В институт Лёва только поступил и был на первом курсе технологического факультета.
Лёня Шустер был из богатой еврейской семьи. Его отец до войны заведовал лесосплавом в Белоруссии и Лёня вырос избалованным парнем, не знавшим ни в чём отказа. Поэтому ему было намного труднее, чем нам, переносить голод и лишения военного времени. По его рассказам основной проблемой в их семье до войны было, как уговорить его, единственного сына, что-нибудь поесть. Его мама готовила ему изысканные блюда по особым рецептам. А здесь и мамалыги вдоволь поесть нельзя было. Лёня особенно тяжело переносил голод. По его внешнему виду всегда можно было узнать состояние его желудка. Когда Лёня был сыт, он всем улыбался и без стеснения проявлял свои дружеские чувства к нам. Когда же он был голоден, то поворачивался к стенке на своей кровати, подолгу смотрел в одну точку и крутил свои рыжие волосы на голове. В это время было лучше не подходить к нему близко.
А ещё Леня очень любил театр и хорошо читал стихи. Наверное, он стал бы артистом, а не инженером, если бы не картавил. Как и многие евреи, он не мог выговорить букву «Р» и это вынудило его поступить в Минский политехнический институт, где он до войны закончил первый курс строительного факультета. Здесь он был на втором курсе технологического факультета.
Несмотря на то, что все мы были во многом различны и внешне между нами почти не было ничего общего, мы были очень дружны между собой. Вместе питались и во всём старались друг другу помочь. Наверное поэтому мы легче преодолевали невзгоды и лишения студенческой жизни в те трудные годы войны.
Самым большим оптимистом среди нас был Лёва Хайкин. Его неугасимый заряд бодрости и юмора подымал настроение и укреплял уверенность в успешное решение всех наших житейских и учебных задач.
Свободное копирование
