О подлинном с обеих сторон уроне вам узнать не было способа, однако все тогда говорили, что наш урон убитыми действительно не простирался будто и до 1000 человек, а состоял только в 860 человеках; напротив того раненых было гораздо более и слишком четыре тысячи человек, и как из оных весьма многие и скоро потом померли, то весь урон действительно можно полагать тысячах в двух, а с ранеными — тысячах в пяти, хотя из сих последних многие были весьма легко ранены и считались только в числе оных; а были некоторые и такие, которые будучи вовсе не ранеными, а старалися себя включить в число раневых, думая получить чрез то себе какие-нибудь выгоды, хотя в том себя они очень обманули, и надежда их была тщетная. В самом вашем полку случился пример тому подобный. Один подпоручик, знакомый мне человек и впрочем порядочный офицер, по фамилии господин Аристов, не был вовсе в сей день в строю и на баталии, а находился в обозе, по причине, что накануне сего дня несколько он позанемог, и потому ехал он лежучи в своей кибитке. Но вдруг очутился он в числе раненых. "Господи помилуй, чудясь сему говорили мы между собою: — каким это образом случилось, что наш Аристов ранен?" Но скоро узнали потом, что он неприятеля и в глаза не видал, а в то только время, когда была наивеличайшая опасность, и когда все обозы прочь и назад погнали, он так перетрусился, что позабыв свою болезнь и вскочив на отпряженную из повозки припряжную лошадь, ударился скакать назад, и едучи мимо одного дерева, второпях зацепил головою за один сук, и немного им на лбу у себя оцарапал. И сей-то небольшой шрам вздумалось сему господину назвать полученною от неприятеля раною и вписать себя в число раненых. Он бессомненно думал получить себе за то какое-нибудь награждение, но в сем ожидании весьма обманулся, а сделал только то, что весь полк, узнав о сем происшествии, начал поднимать его на смех, и до того наконец довел, что он принужден был бежать из оного и перепроситься в другой полк.
Что касается до неприятельского урона, то единогласно все говорили, что одними убитыми найдено на месте до 2,500 человек, умалчивая о раненых, которых было несравненно больше. Сверх того нахватали мы их более 600 человек в полон, с восьмью офицерами, и число оных приумножалось с часу на час. Одних дезертиров или самовольно к нам передавшихся было человек до 300 и более. Кроме всего того взяли мы на месте баталии 29 пушек с их ящиками и снарядами, из которых три были превеликие. Также получили мы в добычу 29 барабанов, но знамя не удалось нам ни одного захватить: пруссаки были слишком осторожны и берегли оные весьма тщательно. А и самые их генералы и предводители, видно, не таковы было ревностны и отважны, как наши, ибо в числе убитых был у них один майор Гольц, да в числе раненых генерал поручик граф Дона. Напротив того, мы потеряли на сем сражении нескольких генералов и начальников; но ни о котором так вся армия не тужила, как о генерал-аншефе Лопухине. Сей, будучи в прах изранен, попал было в полон пруссакам, но отнят силою у прусских гренадеров и принесен на руках в обоз. Тут имел еще он, по крайней мере, то утешение, что дожил до конца баталии, и последние его слова остались у всей армии в незабвенной памяти. Он, будучи уже при крае жизни, спрашивал еще предстоящих: "гонят ли наши?", "жив ли фельдмаршал?" И как его и в том и в другом уверили, тогда перекрестясь, сказал он: — "Ну, слава Богу! теперь умру я с покоем, отдавши долг моей государыне и любезному отечеству!" и того момента в самом деле умер. Смерть его, по справедливости, была славная, ибо редко о котором бы генерале так много было плачущих, как об нем. Будучи человек богатый и щедрый до высочайшего градуса, умел он тем преклонить в любовь к себе тысячи сердец и заставить себя при конце оплакивать.
Другой генерал, которого мы лишились, был генерал-поручик Зыбин. Сей также носил имя доброго человека и заслужил сожаление: однако об нем не долго и не много говорили. Бригадир Капнист был третий из убитых, и оба сии убиты были на нашем левом крыле, в то время, когда пруссаки к нам за фрунт ворвались с своею конницею. Из прочих же наших генералов многие были переранены, как-то: оба господа Ливены, Георгий и Матвей, генерал Толстой, генерал-майоры: Дебоскет, Вильбоа И Мантемфель; генерал-квартермистр Веймарн и бригадир Племянников; но раны их были не опасные и так маловажны, что они могли отправлять свою должность. Что ж касается до штаб- и обер-офицеров, то и побито и переранено было их не малое число, и довольно, когда скажу, что вторым гренадерским полком принужден был после баталии командовать поручик, ибо все штабы и капитаны были отчасти перебиты, отчасти переранены. Словом, сколь баталия наша была ни кратковременна, по пролито на ней довольно человеческой крови, и не один курган остался с зарытыми воинами на полях Эгерсдорфских.