Между тем, как все сие происходило, слухи о приближающейся и предстоящей с пруссаками войне час от часу умножались и распространялись более. Уже деланы были из под руки многие великие приуготовления, и от генералов в полки, а от полку ко всем ротным командирам присылаемы были то ни дело секретные ордера, чтоб иметь все в готовности к походу, и чтоб солдат колико можно более обучать военной экзерцициии, а тягости и обозы все исправить, дабы по первому повелению можно было выступить в поход. Сие было причиною, что чем ближе время к весне приближалось, тем более получал и я себе упражнения. В каждую неделю собираема была у меня рота и обучаема пальбе и экзерциции, а в прочие дни обучались солдаты по квартирам своим. Для самого ж того принуждены бывали мы все, ротные командиры, несколько раз съезжаться в штаб и к полковнику и вместе с оным советоваться и трактовать о разных полковых надобностях.
По наступлении великого поста принужден я был отказаться от стола моего мызника. Мне не хотелось во время оного есть мясо, и для того велел я для себя особливое кушанье готовить. Сестра снабдила меня всем, что принадлежало к постной провизии, а сверх того привезли мне и из деревни много кое-чего такого, чем в сие время питаться было можно. Со всем тем дружная перемена пищи произвела во мне жестокую лихорадку. Тогда хозяевам моим была обо мне новая забота. "Вот, — говорили они пришедши тотчас меня навестить, — не правду ли мы говорили, чтоб вы опасались лихорадки. Мы не смели тогда вам прекословить, ведая что того закон ваш требует, однако когда уже дело сделалось и зло воспоследовало так ему помогать надобно. Благодарить Бога, что болезнь сия известная, и потому не дивитесь тому, сказала прежняя моя врачебница, что я от вас теперь требовать стану; прежде не хотела я, чтоб вы постились и говели, а теперь неотменно того требую, чтоб вы целые три дня ничего не кушали". — Для чего это так? спросил я удивившись. — "Для того, — отвечала она: что это наинадежнейшее и лучшее лекарство от лихорадки, происшедшей от испорченного желудка, какова теперь ваша".
Предписание сие хотя казалось мне строго, однако, убежден будучи ее уверениями и доказательствами, согласился я тому следовать, а чрез самое то и действительно тотчас от лихорадки своей избавился и был с того времени в рассуждение постных пищей гораздо осторожнее и берегся как можно от грибов, от которых она мне наиболее сделалась, да и хозяйка моя, которой приносил я тысячу благодарений за ее попечение обо мне и вспоможение, старалась отыскивать у себя в доме все, что только можно было мне употреблять с меньшею опасностию в пищу.
Вскоре после того по одному нечаянному случаю принужден я был расстаться с сестрою моею. Нашему полковнику, который был зятю моему всегдашний милостивец и покровитель, случилось на несколько недель отлучиться. Он, отъезжая, поручил команду над полком новому нашему и недавно только приехавшему подполковнику, господину Ступишину. Сей старый и не гораздо хороших свойств человек, не знаю за что-то не поладил с моим зятем. Говорили тогда, будто причиною тому была досада, для чего зять мой, будучи человек достаточный, по приезде своем из деревни ничем его не обослал. Но как бы то ни было, но подполковник на него сердился и изыскивал способов сделать ему какой-нибудь вред. К несчастию скоро и явился к тому желаемый им случай. От полку нашего велено было командировать надежного офицера в Польшу для некоторых дел, и как комиссия сия была не гораздо выгодна и всякий от нее уклониться желал, то и назначил к тому моего зятя, несмотря, что он был ротный командир, следовательно, и в команду ему иттить не надлежало б. Все старания, употребленные зятем моим к отвращению того, были тщетны, но он принужден был чрез три дня выехать.
Нечаянное сие отправление, а особливо в чужое государство, где наших никогда еще не было, причинило сестре моей печаль чрезвычайную. Мне дали о сем тотчас знать, и я, прискакав, нашел ее утопающею в слезах и оплакивающую судьбину своего мужа, которую она почитала уже наперед пагубною и в том не сомневалась. Она любила очень своего мужа, и как не надеялась более его видеть, то горесть ее была неописана, и я не в состоянии был ее ничем утешить. Таким образом проводили мы зятя моего в путь, обмочив его нашими слезами, а на другой день принужден был и я расстаться с моею сестрою, ибо как ей одной при полку делать было уже нечего, то поехала и она с горестию обратно в свою деревню. При сем случае довольно испытал я, сколь горестно расставаться с близкими родными, при таких обстоятельствах, когда неизвестно, велит ли Бог вперед когда-нибудь еще видеться. Оба мы тогда отправлялись и готовились иттить на войну, и мысль о том, что, легко может быть, оба на ней погибнем, была сестре моей несносна и пронзала сердце ее неописанною печалию. Она простилась со мною, облив меня также слезами, как и своего мужа, и я до тех пор не мог плачущих глаз своих совратить с той страны, куда она поехала, покуда повозки ее были видны и леса не закрыли их от моих взоров.