XVI.
Буду продолжать еще разсказ о четырехлетнем страдании отечества. Злобе, мщению, корыстолюбию, зависти, — словом, всем смертным грехам врата были отверсты! всякому нелепому, глупому доносу давали веру.
Екатерина II, отправляя своих губернаторов, изволила всегда изустно им приказывать: „не всякому слуху верь, но ни единаго не оставь без дознания; не должно пренебрегать и ничтожнейшим врагом, дурак кинет в реку камень, сотня умных его не вытащит!"
Этому правилу не следовали: как скоро доходил донос, фельдъегеря скакали по указанию, брали, вязали и везли, так сказать, прямо на лобное место. Мы никого не видали во все четырёх-летие оправданным и отпущенным из Петербурга. Если не присылался фельдъегерь взять кого по назначению, то присылали сыщика не для следствия, а учинить розыск. Гг. розыскные мастера находили свои выгоды находить всегда виновными, а не оправдывать невинных; за сыскание виновных розыскных мастеров награждали чинами и орденами; жажда карать тогда царствовала.
В царских палатах учинилась пропажа. Украли две или три иконы в золотых окладах, украшенных драгоценными каменьями. В Москву был прислан розыскной мастер, надворный советник Щекатихин, человек известный во всей Европе, быть может и во всех частях света, если туда дошло сочинение г. Коцебу: L'annee memorable de ma vie. Г. Щекатихин отвозил г. Коцебу в ссылку в Сибирь.
В именном повелении было сказано: „допустить надворн. советника Щекатихина к розыску, не стесняя его ни в чем в действиях, и придать ему, по его избранию, в помощь полицейских чиновников".
Щекатихин избрал в сотрудники московскаго полицеймейстера, колл. советн. Петра Ивановича Давыдова. Не смею сказать о Давыдове, что он был злой человек, нет! он мучил, тиранил людей, будучи уверенным, что он тем исполняет долг присяги и верноподданства. Он всегда говаривал:
— „Я цаловал крест и святое евангелие на верность великому государю. Провалюсь сквозь землю, а не изменю".
Началась потеха. Давыдов по какому-то подозрению притянул к розыску трех человек: двух медных мастеров и московскаго мещанина, торговавшаго на площади на рогожке разными старыми вещами. Быть может мещанину случалось покупать вещи у носящих и краденныя. В пять, шесть дней, во второй допрос, Щекатихин и Давыдов вырвали сознание у медников и мещанина, которые, чтобы избавиться мучений, говорили, что они виноваты. На вопрос: где образа? отвечали, что похитители уехали с покражею на Ростовскую ярмарку, надеясь там удобнее сбыть, с рук оклады и образа. Довольно! их перестали тиранить, но предали суждению по законам в уголовной палате! Что еще судить истерзаннаго человека? Палата приговорила их наказать нещадно кнутом, вырезать ноздри и сослать в каторжную работу. Розыскной мастер Щекатихин поскакал в Ростов отыскать и схватить похитителей; разумеется, в Ростове на ярмарке Щекатихин ни похитителей, ни похищеннаго не нашел, но начатым розыском ярмарку разогнал. Большая часть богатых торговцев с ярмарки уехали, торговое сословие потерпело на миллионы убытков; потребители, искавшие товары, остались без удовлетворения и также потерпели большое разстройство в промыслах и домоводстве.
Не знаю, чем был вознагражден за подвиг герой Щекатихин, а Давыдову за усердное и ревностное содействие в отыскании похитителей объявлено благоволение.
Щекатихин из Ростова поскакал в Тамбов, оттуда на Дон, с Дона в Херсон и чрез три месяца тщетных поисков не отыскал похитителей. В скором времени по возвращении розыскнаго мастера открыто в Петербурге, что похититель образов был чухонец-дровонос во дворце, котораго также не могли отыскать; он бежал в Швецию.
Я укорял Давыдова в сем злодеянии, но удостоверился в том, что он действовал не coyмышленно Щекатихину, в чаянии получить награду, а по убеждению, что он цаловал крест на верноподданство.
— „Мы долго секли кошками их, говорил Давыдов, они, т.е. упомянутые три мнимых преступника, не сознавались, да Щекатихин придумал свернуть им канатом голову в утку; это делается так: наложат на голову канат довольно толстый и, пропустив под канат кол, начнут канат закручивать; ну, десяти минут ни один не вытерпит, заревет и кричит: „виноват Богу и государю, пустите душу на покаяние!"