Мы ждали Розу, и вскоре она приехала в колхоз, только меня там она уже не застала, так как мой маленький Женечка заболел дизентерией, и я с ним находилась в больнице. В больнице я столкнулась с такими ужасами, что еще сейчас, при одном воспоминании, дрожь пробегает по коже.
Дети умирали по нескольку в день – это были дети без родителей, которых подбирали во время бомбежки. Мой мальчик таял на глазах, я его еще кормила грудью, но это его не спасло. Никаких медикаментов не было, день и ночь я держала его на своих руках. Роза забрала моих детей и все вместе они уехали, а я осталась одна, но за них я уже была спокойна. Однажды, когда мне и врачу казалось, что моему мальчику стало лучше, врач уговорил меня прилечь отдохнуть, я ведь еще ухаживала за чужими детьми, врач видел, что я падаю от усталости, и я дала себя уговорить, прилегла. Среди ночи я инстинктивно почувствовала страх, вскочила на ноги, а врач уже шел мне навстречу. Крепитесь, дорогая, ваш ребенок скончался. Не знаю, откуда у меня взялись силы кричать, озноб меня прошиб. Не могли меня успокоить, мертвого ребенка не хотела выпускать из рук. Одна я была со своим горем, надо было хоронить своего ребенка. Я не согласилась похоронить его в общей могиле, заказала гробик и сама понесла его на кладбище.
Была уже глубокая осень, на мне было только габардиновое пальто, надетое на голое тело и стоптанные шлепанцы на босых ногах. Люди помогли мне нести гробик. Не заметила, как выросла возле меня толпа, незнакомые шли рядом со мной. У меня не было сил, и я шла как лунатик за гробом. Что делать? Как жить после такого горя, где взять силы, чтобы добраться до моих детей. Надо было ехать поездом до какой-то станции, а там должен был меня ждать какой-то человек, который довезет до места. Как я доехала до нужной станции, я не помню, но там ждал меня возчик с лошадьми. До интерната недалеко, но этот небольшой промежуток дороги мы ехали 6 часов. Вся дорога сплошное болото, лошади и телега в этом топком болоте тонули, их нельзя было сдвинуть с места, с обеих сторон дороги дремучий лес. Возчик говорил, что в этом лесу много волков и медведей и, что звери часто выходят близко к интернату, детей нельзя выпускать гулять.
С божьей помощью мы еле выбрались из той трясины, дети ждали уже с утра, а увидев меня, они бросились навстречу, начали меня целовать и спрашивать: «Мама, ты уже никуда не поедешь, будешь с нами?» Боренька вдруг спрашивает: «А где Женечка, почему ты его оставила?» У меня в горле застрял нервный ком, я не в состоянии была вымолвить слово. Родные не стали меня утешать, они плакали вместе со мной, я одна должна была нести свой крест, я одна должна была справиться со своей горькой долей. Надо жить ради моих детей, они еще такие беспомощные. В интернате они были сыты и в тепле - это было спасение.
Только я в этот момент слегла с большой температурой, еще в дороге почувствовала я, что у меня растет температура. К счастью я была среди родных, они всячески старались мне помочь, медленно и тяжело я все же поправлялась, надо было думать, как жить дальше? Интернат наш должны были эвакуировать в другое место - пристанище наше было временное. Куда переведут никто не знал, знали только что это случится не раньше чем замерзнет болото. Здесь, в интернате жили дети без родителей, власть о них заботилась – это был интернат какого-то большого завода.
В этом безвыходном положении горькая судьба преподнесла мне новые испытания: я почувствовала что беременна. Пока кормила ребенка грудью, я ничего не знала, а узнав, чуть не сошла с ума, поняла, что этого я не переживу: в условиях эвакуации, бездомные, голые, босые – нет, больше не хочу жить! Просила моих родных сохранить детей… мать моего мужа умоляла меня: «не смей ничего делать, бог посылает тебе ребенка вместо Женечки!». Но я задыхалась как рыба без воды, написала Абраму письмо: если останешься жив, детей не бросай, не дай их обидеть… на что я надеялась, отправляя отчаянное мое письмо «на деревню дедушке»! Я ведь знала, что с отъездом его матери и Розы из Ленинграда связь с мужем оборвалась. Он не знает как я перемучилась за все это время, он не знает, что Женечки уже нет, он не знает в каком я отчаянном положении в связи с предстоящими родами. А если бы он знал, чем он мог бы помочь мне. Но неисповедимы пути твои Господи, иногда ты все же милостив! Неожиданно мы получаем письмо от Абрама, в страшном положении, когда я была на грани сумасшествия, пришло нам спасение.