Единственная дочь Константина Юрьевича, моя тетка Татьяна, до войны училась в ИФЛИ, обладала совершенно необычайным очарованием и чувством юмора и может быть поэтому стала руководить секретариатом адмирала Кузнецова, когда он был Нарком флота. В это время там была группа довольно образованных и умных адмиралов, друзей Исакова. Конечно, только благодаря тетке ее муж, Николай Владимирович Волженский, стал капитаном первого ранга, начальником какого-то большого отдела в Министерстве обороны СССР, не будучи членом КПСС. Прецедентов я, честно говоря, не знаю. Правда, конечно, он был трудягой и замечательным специалистом.
Мой первый арест прошел как-то незамеченным, но сразу же после второго им в Министерстве обороны доверительно сообщили, что у меня в огороде в Боровске нашли коротковолновую радиостанцию и большой чемодан с деньгами, полученный от американской разведки. После скандала с Константином Юрьевичем я действительно не общался с семьей Татьяны Константиновны около десяти лет, она и ее муж всю жизнь работали в Министерстве обороны, сын Миша — служил на атомных подводных лодках. Ей было доподлинно известно, чего стоят советские телефоны — но как только она узнала о моем аресте, тут же позвонила моей матери и сказала с достоинством, которое было у нее врожденным:
— Я твоя сестра и все, что я смогу, чтобы тебе помочь, я сделаю.
Мой двоюродный брат Миша сохранял качества своей матери. Еще курсантом он получил орден Красной звезды, бросившись исправлять аварию в атомном реакторе подводной лодки (и был вынужден всю жизнь лечиться от лучевой болезни). После возвращения капитаном первого ранга в Москву с Северного флота он получил, казалось бы, блестящее предложение работать в Рособоронэкспорте. И только с удивлением заметил:
— Но ведь там одни воры…
Разъезжая на своей старенькой, едва дышащей Волге, он кормил семью в роли нелегального таксиста, пережил два нападения (убийства таксистов были тогда нередки).
Младшая бабушкина сестра, Софья Константиновна, познакомилась с наследником киевских миллиардеров Бродских, может быть потому, что лечилась в Тифлисе от туберкулеза — считалось и кажется справедливым, что горный воздух очень полезен (не понимаю, как врачи уморили врача Чехова в гнилой атмосфере крымских болот). Он принял крещение, и они обвенчались, вопреки протестам всех его родных. Через полгода ее мужу пришлось уехать в Берлин, где он и умер в туберкулезной больнице. Софья Константиновна никогда больше замуж не вышла, но ни крещение ее мужа, ни их брак ортодоксальной киевской еврейской семьей никогда признан не был.
Константин Константинович, единственный сын в семье Перевозниковых, женился на младшей сестре моего деда — Адели, после крещения принявшей имя Ариадны Павловны. Их союз противоречил православным законам, так как они уже были в духовном родстве после замужества моих бабушки и деда. Венчал их какой-то поп, кажется — расстрига, на окраине Киева, во время Мировой войны, когда на многое уже перестали обращать внимание.
Таким образом у меня образовались дважды двоюродный дед и дважды двоюродная бабка. Ариадна Павловна была сестрой деда, а Константин Константинович — братом бабушки Елизаветы Константиновны.
Однако в наши времена «национального самосознания» и ксенофобии любопытнее другое: ни один из четырех детей русской семьи Перевозниковых не сочетался браком с русскими, ни один из детей еврейской семьи Шенбергов (кроме не вышедшей замуж сестры Ребекки) не остался в браке иудеем. В достаточно старой дворянской воронежской (но при этом передовой-народнической) семье Перевозниковых эти разноплеменные браки, насколько я знаю, никаких возражений не вызывали. В еврейской семье Шенбергов (как и у Бродских) сперва все было иначе.
