Ее гибель тоже закручена в ее судьбу и силу ее воли. Она начала снимать новый фильм - "Матера". Выезжать на выбор натуры надо было очень рано. А до этого у кого-то из группы был день рождения, и они просили Ларису выехать позже. "Нет. Раз назначено - надо". И они выехали. Шофер заснул. Милиционер видел, как мчалась по параболе "Волга", в которой все спали, он хотел ее остановить, но не успел. "И, - рассказывал шофер грузовика, - я увидел, как на меня мчится "Волга". Я свернул к обочине, потом я практически встал. Больше мне некуда было..." Грузовик был с прицепом, груженным кирпичами, "Волга" со всего размаха врезалась в прицеп, и эти кирпичи накрыли общую могилу. Характер Шепитько - и в ее фильмах, и в ее гибели.
"Прощание с Матерой", которое доделывал Элем Климов, интересно по материалу, и там интересен Петренко, но по мироощущению фильм получился мягче, чем у Ларисы, потому что Лариса сделала бы абсолютную трагедию. С таким трагическим мироощущением я женщин не встречала.
...В своих актеров она влюблялась, причем одинаково - и в мужчин, и в женщин. Во время "Ты и я" для нее никого не существовало, кроме меня, Дьячкова и Визбора. Никого. Она гримировала Визбора, совершенно влюбленно на него глядя. Я снималась в ее пальто, она ходила в моем - мы жили коммуной.
Когда кончились съемки, мы иногда где-то встречались, но она не общалась больше ни с Визбором, ни с Дьячковым - они перестали для нее существовать.
Человеку с трагическим мироощущением жить трудно. Я не знаю, когда это появилось у Ларисы. Может быть, она с этим родилась, а талант ее вел все глубже и глубже.
Недаром Муза трагедии - женщина. Голос трагедии - женский. "Голос колоссального неблагополучия" - как писал Бродский о Цветаевой.
Может быть, потому, что женщины более чутки к этическим нарушениям. Не знаю... Их этические оценки более целомудренны и прямолинейны.
Принимать трагедию как жизненный урок, учиться на нем не делать впредь ошибок. Или: принимать катастрофы как неизбежный ход исторического развития, принимать жизнь во всех проявлениях. Но - становиться после катастрофы другим человеком. Чище. В этом, по-моему, смысл трагедии.
Работать с такими людьми, как Лариса Шепитько - талантливыми, целеустремленными, - одно наслаждение. Но общаться в быту...
Как прекрасно кто-то из современников сказал о Мандельштаме: Мандельштам считал себя трагическим поэтом (что не подлежит сомнению), но если приходили друзья и приносили вино и закуску, он моментально об этом забывал...
Я, к счастью, застала еще это "старое" поколение. Они умели ценить "первую реальность". Это не значит, что они были эпикурейцами, но посидеть в компании за дружеским столом, поговорить, посмеяться - даже в "самые невегетарианские" времена - они любили. А я любила бывать с ними, хотя по характеру я совершенно другого склада человек. У меня, словами Тютчева, "нет дня, чтоб душа не ныла!".