Забавно, как жизнь повторяется.
Моя первая работа в Америке ничего общего с красивым прошлым не имела. Через месяц пребывания в Калифорнии я вышел на службу слесарем-ремонтником на фанерную фабрику. Заведение находилось в самом центре Лос Анжелеса, в даунтауне. В 70-е годы, да и намного позже в центре городов никто не жил – там были только офисы, в больших городах - многоэтажные.
Моя фанерка занимала старое одноэтажное здание. Как только я появился и отстучал свою карточку в машине с часами – так тогда учитывалось время рабочих, как мой босс, Зиги, подвел меня к входной двери в офис и показал вещественное доказательство местной преступности - взломанную ночью деревянную входную дверь: злодеи вломились и утащили пишущие машинки и арифмометры из бухгалтерии.
Зиги успел подсуетиться, и рядом стояла новая стальная дверь. Моя первая работа – вставить этого монстра на место взломанной. Деловой Зиги показал, где находится инструмент, и убежал.
Несмотря на мою последнюю работу в СССР в качестве начальника отдела в конторе АН СССР, я сохранил крепость мышц и не боялся трудностей. Молодость еще не кончилась, хотя уже не была комсомольской.
Сволочная дверь весила полтонны, наверное, я всячески ее кувыркал, подавал, поддевал, нахилял, сдвигал, но подлая отвергла свое новое место жительства. Я взмок, к тому же на улице было уже жарко, дело шло к обеду.
К началу ланча прибежал Зиги проверить прогресс. Его не было. Прогресса. Я ожидал, что он станет топать ногами и выражаться вульгарно, как полагается мастеру цеха. Но Зиги неожиданно извинился и устыженно стал оправдываться. Он не сообразил, что такую работу делает дверной спецназ. Он его тут же и вызвал по телефону, мОлодцы приехали через полчаса на фургоне, напичканом всякой техникой. Трое спецов за час впендорили дверь куда надо и уехали.
А ночью злоумышленники разобрали крышу и опять утащили пишущие машинки и арифмометры.
Через некоторое время я познакомился с закононарушителями – они оказались черными, живущими на границе даунтауна. В ланч, когда мы, рабочий класс, сидели на улице, опираясь взмыленными спинами о нагретую стену нашей фанерки, и кушали домашние бутерброды и вонючие мексиканские бурритос, появлялись злоумышленники. Они предлагали с огромной скидкой украденные ночью товары. Они спрашивали, владельцами чего еще мы хотели бы стать, они принимали заказы. Мой мексиканский кореш, маляр Арсенио, заказал у них автобус Вольксваген голубого цвета. Через три дня он уже приезжал на работу на сверкающем аппарате.
Я это к тому, что почти 40 лет спустя, на прошлой неделе, мне пришлось самому красить и вставлять новую дверь в моем доме. Цельнодеревянную. Она была значительно легче той легендарной железной. И я вспомнил былое, расправил сильно сузившиеся за 40 лет плечи, и выполнил работу в лучшем виде. Думаю, даже Зиги одобрил бы.
Так что нечего плеваться, если вам вдруг приходится роботнуть не по-профилю вашего филологического факультета.
Только цыганка знает, куда занесет вас судьба!
********************************
Когда СССР бросил вызов природе и стал поворачивать реки вспять, мне тоже пришлось принять участие в этой решительности. И потом на своей же шкуре испытать последствия.
Один из поворотов рек вылился в Кременчугскую ГЭС и огромное Кременчугское море на Днепре. Который, кстати, чуден при ясной погоде. Водохранилище поменяло климат во всем районе. В частности, навигация по Днепру притормозилась ввиду частых туманов.
Но мы, москвичи, этих деталей не знали, а регулярные командировки в Кременчуг скучным поездом жутко надоели. Тогда Володя Васильев, наш главный электрик, предложил попробовать водный транспорт. Шлепать реками и каналами, если всё по расписанию, брало пару дней в один конец, но Володя был из фронтовиков и ни трудностией, ни начальства не боялся совсем. Он всё устроил.
В командировку нас послали большой группой, человек шесть, половина женщин. И мы отправились в плаванье.
Сначала всё шло хорошо. Прошли каналами, отшлюзовались, спиртного было достаточно. Вошли в Днепр. Дошли до самого Кременчугского моря и попали в туман. Настоящий морской туман, через который даже морские волки предпочитают не ходить. На три дня.
Наш фрегат бросил якорь где-то в молоке. Кругом таинственно и медленно двигался туман, приглушая шумы. Даже в сердце. И было зябко, хотя дело только шло к осени. И все время чего-то хотелось.
В таких ситуациях как-то естественно люди разбиваются на пары и складываются многолетние интимные отношения. Туманы способствуют прорезавшейся интимности в дополнение к согревательному, потому что зябко. И жареные куры к тому времени уже кончились. У мужчин. А у слабого пола всегда припрятано нечто на черный день. Или туманный. Несмотря на маленькие и не очень удобные каютки. Но – уютные.
С тех пор я зарекся поворачивать реки вспять – их поворачиваешь всегда не в ту сторону. И избегаю туманы – в них складываются многолетние слишком дружеские отношения. Они складываются как-то естественно, легко, а вот развязываются... ну - намного сложнее. И иногда с совершенно нежелательными последствиями, которых в начале не было видно. Из-за тумана, наверное.
********************************
В Хьюстоне, без особой на то причины, у меня на спине выскочило какое-то фуфло. Выражаясь по-медицински флюс или чирЕй. Ячмень. Карбункул. Нет, я думаю, скорее всего, фуфло.
Мне оно было ни к чему, я решил от него избавиться. Пойти к хирургу.
Конечно хотелось кого-нибудь быстрого, надежного и с авторитетом. В возрасте чтоб. И с красивой фамилией Аронзон или Фишмахер. Эти ребята самые надежные.
В соседнем корпусе обитали всякие врачи-специалисты. Как я ни люблю этих помощников смерти, но переборол себя (вот – сила воли!) и пошел к ним. В фойе висел список кабинетов с именами врачей и чего каждый химичит. И я увидел сразу то, что искал – хирург Рубинштейн в 304-м кабинете на третьем этаже. Интересно, это он сам или его сын или внук. Знаю я этих Рубинштейнов! Они – везде!
Я записался к нему на вторник, как сейчас помню. По вторникам у меня всегда чо-нибудь необычное – женитьбы, разводы, дети, увольнения и т.д.
Во вторник весь в волнении я вошел к кабинет к хирургу Рубинштейну. К моему огромному изумлению он оказался маленькой молоденькой японкой! Спортивного вида и очень шустрой. Я было...но... поздно...
Хирург Рубинштейн попросил меня рассупониться, что я сделал неохотно, говоря по-правде. Увидев мое взлелеянное фуфло, хирург Рубинштейн буквально прыгнула мне на спину, как лев на теплую какашку. Львица. Она обхватила и сдавила меня своими мускулистыми ногами. Я только слабо пискнул. Она урчала от наслаждения, кромсая любимый корбункул. И чего-то напевала по-японски. По-самурайски.
Она меня зашивала после удаления фуфла, как шнуруют футбольные мячи – упираясь своим острым коленом мне в спину и откидываясь всем корпусом, протаскивая шнурок. Канат.
Я вышел взмыленный и несколько дезориентированный после пережитого. Вся операция заняла двадцать минут. Болела спина. Там, где врач Рубинштейн упирался в меня острым коленом. Я вернулся на службу... и к концу рабочего дня забыл, что совсем недавно балансировал между жизнью и смертью в руках хирурга Рубинштейн.
Веревки, которыми она меня сшивала, куда-то рассосались сами собой.
Как сказал поэт «Что в имени твоем?...» И был прав.
