Возвращаюсь к своей "автобиографии": -- Торгуя то днем, то ночью на Страстной (а когда и круглые сутки), -- отсыпаться ездила я на трамвае в Сокольники. Особенно хорошо было там спать днем, в дивной сочной траве, под усыпляющим солнцем... Две ночи ночевала я там в парке в полном одиночестве, не опасаясь никого, кроме милиционеров... И недаром я их так боялась: -- один из них однажды украл оброненную случайно мной сумочку с последними моими деньгами, -- объявив, что он эту сумочку поднял, а значит обязан снести в "стол находок". Другой милиционер пытался меня изнасиловать в Сокольниковском парке среди "бела" дня... Из недальних кустов любознательно подглядывали, пересмеиваясь, "урки", но подвыпивший милиционер рассчитывал на то, что ни один из этих бездокументных парней никогда не решится выступить свидетелем в каком бы то ни было деле... И все-таки один из этих ребят своеобразным способом выручил меня: -- в самый решительный и пикантный момент, когда я умоляла и отбивалась, он подошел с простодушнейшей улыбкой к перегнувшемуся надо мной милиционеру: -- "Товарищ, разрешите прикурить!.." -- Милиционер, конечно, выпустил меня из рук, достал спички и протянул парню, а когда тот, закурив, повернулся, -- выхватил наган и с минуту целился в спину уходящего парня... -- "Э, чорт -- не стоит!.." -- и спрятал наган. Я потом благодарила моего спасителя: -- "А молодец ты, парень!.. Вот можно сказать спас от большого для меня несчастья!.. Тебе спасибо... -- Ты что же выручить меня решил -- подошел?" -- "Нет, -- я так подошел, для "блезиру"..." -- И игриво засмеялся...
Наконец я устроилась на постоянную квартиру -- в стеклянную трамвайную будку... Собственно, вполне постоянной мою новую квартиру назвать было нельзя, так как это была то -- трамвайная будка в Охотном ряду, то -- трамвайная будка на площади Революции... Выгонят из одной -- шли в другую. Иногда за ночь приходилось раза три переходить из будки в будку... Ночевало нас, беспризорных в будке много до тесноты... Были нищие, были воришки из мелких, проститутки из беспризорных... Здесь нашла я, в полном смысле слова, родную семью. Раз в неделю ходила я в гости к своей тетке; бывало засидишься -- уговаривает остаться ночевать... Так даже пугаешься: -- "Нет, мне нельзя никак -- мне "домой" надо!" -- Самая мысль заночевать где-либо в другом месте казалась мне коварной изменой родимой "садке", "моим" ребятам!.. Тетке я сказала, что нашла себе комнату; и она, а больше еще мама, приехавшая из Ленинграда погостить к тетке и повидаться со мной -- умоляли, со слезами обиды, сообщить им мой адрес. -- "Я -- мать. Имею же я право знать! Если не хочешь, -- я не буду к тебе туда ходить... Но хочу знать на всякий случай", -- настаивала мама. Бедная! -- как я могла ей сообщить мой адрес, когда у меня его не было. Между тем был уж конец сентября. По ночам на "садке" становилось холодно. Ходили отогреваться к костру на Театральной площади возле "асфальтовых" котлов. Маленькие "пацаны" даже совсем спали в этих котлах... Как-то, когда ребятам удалось разгромить продуктовый ларек, жарили на костре колбасу и пекли яблоки, употребляя вместо вертела лежавший на площади железный жезл трамвайной стрелочницы... Спали мы теперь в будке все -- женщины, ребята -- сбившись в кучу; каждый ложился на ноги предыдущего, чтобы эти ноги греть... так всем было значительно теплее и только самый нижний под конец ночи не выдерживал и вопил: -- "Да, что вы в самом деле навалились все на меня, -- ноги у меня железные -- что ли?"
Свободное копирование
