Я очень хорошо помню этот день. Раннее утро, еще темно. В столовой у приемника папа, мама, соседка тетя Нюра Макурина, еще кто-то из соседей, слушают сообщение по радио. Отец мрачен, кто-то из женщин рыдает. Мне 6 лет, но я понимаю, что произошло что-то страшное.
Днем мы с мамой приходим в школу. Я в школе еще не училась, но там работала тетя Зоя, мама моей троюродной сестры Веры, по-видимому, мы приходили к ней. На лестничной площадке, между первым и вторым этажом, на высоком постаменте огромный бюст Сталина. Мало света, мрачно. Возле бюста стоят в почетном карауле два пионера в красных галстуках. Мама с кем-то разговаривает, разговор ведется вполголоса, почти шепотом. Я помню это ощущение растерянности, тревоги, которое висело в воздухе.
Какое все-таки удивительное свойство человеческой памяти видеть себя явственно в прошедших событиях так, как будто это происходит сейчас наяву. Помню даже оттенки серого угрюмого цвета лестницы, постамента, сумрачность дня, чувствую затхлый запах сырости, неухоженности казенного помещения.
О дальнейших событиях этих дней я узнала, будучи взрослой. Моя сестра Элеонора пыталась пойти на похороны Сталина, но родители ее не пустили.
А девушка, ровесница моей сестры, живущая в доме напротив, пошла на похороны и была задавлена толпой.