В первые послевоенные годы Марат довольно часто оказывался в районном отделении милиции. По месту жительства, так сказать. Просто он стал завсегдатаем в близлежащем ресторане, откуда его и забирали стражи порядка то за драку, то за какие-нибудь высказывания. Рано утром, едва забрезжит рассвет, в отделении появлялась мама – вызволять сына. Её уже ждали, тоже как завсегдатая, и ждали довольно горячо, так как она приходила не с пустыми руками. При этом она, несмотря на свою рафинированную интеллигентность, поражала отделение пониманием вкусов сотрудников
Разговор всегда начинался с одного и того же вопроса:
– Ну, что ещё там натворил мой мальчик?
Ей довольно мягко докладывали об очередном сюжете, и, отечески пожурив её сына, возвращали Марата матери самым что ни на есть мирным образом: они побаивались её статуса члена Союза писателей – вдруг что-нибудь критическое расскажет где-нибудь там, наверху, или, что еще хуже, напишет про их отделение статью. В газету "Правда", например. А от статей в газете "Правда" в те времена ещё никому не поздоровилось. Потому что критику и самокритику объявили "движущей силой советского общества". И этот тезис многих побуждал "писать" друг на друга – то заметки в газету, то донос, а то просто какую-нибудь анонимку куда следует. При этом газета "Правда" считалась флагманом партийной критики, а по её сигналам расправа с виновными была стремительной и особенно строгой.
В силу вышеперечисленных причин, в милиции к Марату особых мер воздействия не применяли и предпочитали мирно подождать до утра Зинаиду Шишову.
Кроме того, Марат имел атлетическое телосложение, брал немецких языков, и схватка с ним была бы нешуточным делом. Хотя это так, всего лишь авторская оговорка, ведь хорошо известно, что когда пятеро или семеро на одного – победа всегда будет за коллективом. Но в данном отделении на Марата коллективом не нападали – всегда ждали маму, Зинаиду Николаевну Шишову.
