Академические пайки, книжные новинки, ателье, поликлиника
Советские академические привилегии начались в голодном и холодном 1918 г. А. М. Горький – молитвенник за интеллигенцию – писал письма Ленину и Троцкому о необходимости повышенных пайков для ученых. Эти пайки дожили до 80-х годов, и их даже называли по-старому: «академический паёк». Мы получали их в т.н. «питателе», который примыкал к академической столовой на Ленинском проспекте вблизи угла с ул. Губкина. Это важное заведение выглядело снаружи более чем скромно: ободранная застекленная дверь, стекло грубо замазано белой краской. Никаких вывесок. За дверью – крошечный закуток с прилавком. За прилавком – тучные тетки в белых халатах. Никаких документов не спрашивали. Называлась фамилия – выдавался паек, стоимостью около 30 руб. в обычных, магазинных ценах. Всегда наличествовали масло, колбаса и сыр. Эти продукты бывали и в московских магазинах, но не всегда, не везде и не обязательно хорошего качества. Здесь же все было первосортным. Еще давали полкило ветчины, которая в магазинах отсутствовала, килограмм говядины или сосисок, и хорошую курицу, часто даже импортную. Для сметаны надо было приносить литровую банку. По праздникам ожидалась баночка икры. Иногда давали экзотику: телячий язык или мозги. Телячьи мозги были истинным лакомством. Их жарили, и они имели неповторимый нежный вкус. Кроме того, давали что-то к чаю, обычно полкило конфет типа «Белочка» и пачку печенья «Юбилейное». Паек не обеспечивал полностью недельное питание, но был солидной основой семейного рациона. Ни овощей, ни фруктов в пайках не давали.
Подобная же распределительная система работала и для книг через сеть магазинов «Академкнига». Брошюра «Книжные новинки», приходившая по почте каждый месяц, включала все книги, изданные за предыдущий месяц центральными издательствами. Получение «Книжных новинок» было радостным событием. Я прочитывал весь список и ставил галочки, потом отец ставил свои кружочки. Покупка книг вовсе не предполагала, что их будут читать. Это было своего рода коллекционирование, как художественных, так и научных книг. Приятно ведь, когда захотелось прочитать книгу, а она уже есть! А то потом ведь не достать… Книги были дешевые, как правило в районе рубля. Каждый месяц покупали 10-20 штук, так что библиотека была большая: в московской квартире она занимала полторы стены в два ряда и еще комнату на даче. Наша «Академкнига» была рядом, на углу ул. Вавилова и Дм. Ульянова, там и сейчас книжный магазин. Сам магазин был открыт для всех, и там продавали научную литературу. Книги по спискам подбирали в отдельной комнате, и я приносил оттуда домой стопку, перевязанную бумажной веревкой. Через «Академкнигу» можно было подписаться на дефицитные собрания сочинений, которые выдавали по 2-3 тома в год по мере выхода. Помню, мы получали Стивенсона, Достоевского, Лермонтова, Чехова. Было много переводной научной фантастики, которую я обычно сразу прочитывал. До открытой продажи она не доходила, как и многие другие книг, которые мы там получали.
Подчеркну, что книжное накопительство объяснялось тем, что достать просто так нужную книгу было почти невозможно. Продажа книг с рук запрещалась, а в букинистических магазинах ничего реально ценного не было. Надо было либо иметь книгу у себя, либо брать у знакомых, либо читать в библиотеке. Напомню также, что копировальная техника строго контролировалась, и её вообще было очень мало, так как в СССР она не производилась. Когда хотели размножить что-то недозволенное (например, учебник йоги), нанимали машинистку вскладчину и перепечатывали в нескольких экземплярах. Моя мать показывала военную лирику Константина Симонова, которую распространяли таким же способом во времена её молодости (в конце 40-х) на тонких полупрозрачных листочках папиросной бумаги. Я сам переписывал от руки стихи Гумилева и заполнил ими несколько тетрадей.
Советские универмаги были завешаны унылыми топорно сшитыми костюмами, которые покупали те, кто не мог достать ничего получше. Академики же пользовались своим ателье, где за умеренную цену шили на заказ костюмы, пальто и шубы (т.е. утепленные пальто с меховым воротником). Ателье располагалось на Ленинском проспекте, недалеко от Президиума. Когда, в связи с окончанием школы, выяснилось, что мне нужно что-то, помимо школьной формы, я также оказался клиентом этого ателье. Вряд ли это было официально разрешено, но достойная «благодарность» академическому кутюрье расширяла границы дозволенного.
А вот в академической поликлинике могли вполне официально лечиться все прямые члены семьи. Мой статус там значился как «ч.с. ч.-к.» (член семьи члена-корреспондента). Впрочем, сама поликлиника была скорее ведомственным, чем привилегированным учреждением. Там могли лечиться все сотрудники Академии, от Президента до уборщицы. В СССР существовали параллельно две системы медицинского обслуживания: территориальная и ведомственная. Все сколько-нибудь «мощные» ведомства стремились иметь свою медицину, что отчасти объяснялось низким качеством основной системы. Однако, членам Академии дозволялось лечить в этой поликлинике всех членов семьи. Всем семейством занимался один врач. Он не был перегружен, и его можно было неограниченно (и, конечно, бесплатно) вызывать на дом. В нашей семье этим широко пользовалась бабушка. Она вызывала нашу врачиху тогда, когда у нее колотилось сердце или замедлялся пульс, когда кололо в боку или кружилась голова, когда на неё нападала сонливость, или же ей не спалось. Аппараты для измерения давления тогда не продавали, и врача подчас вызывали просто ради того, чтобы померять давление и пульс. Врачиха подолгу сидела у бабушкиной постели, стоически выслушивая её жалобы. Дело всегда кончалось советом выпить одно из трех лекарств: валерьянка, валокордин или капли Зеленина. Врачебная квалификация требовалась, чтобы сделать оптимальный выбор. Бабушка все равно была недовольна, так как врачиха не могла сделать так, чтобы она чувствовала себя хорошо. За беспорочную службу семье врачиху благодарили коробкой конфет на 8 марта, а однажды отец подписался по её просьбе в «Академкниге» на какое-то недоступное ей собрание сочинений.
