Так незаметно прошёл месяц нашего отдыха. Где-то в середине сентября мы вернулись в Москву. В школу я ещё не ходил, в то время в школу принимали с 8 лет.
По возвращении мы узнали две плохие новости. Первая касалась всей нашей семьи, незадолго до нашего возвращения, дядю Альфреда, моего спасителя, арестовали, объявили врагом народа и посадили на 10 лет без права переписки первые 3 года. Это была настоящая трагедия для семьи тёти Шуры, маминой сестры. Мои взрослые члены семьи тоже перепугались не на шутку, мало ли, тоже ведь родственники. Но скоро успокоились, остальную семью репрессировать не стали. Тётя Шура обращалась и к Н.К.Крупской и Р.С.Землячке, которые, лично и хорошо знали дядю Альфреда. Ему они помочь ни чем не могли, но отвратили преследование всей семьи.
Вторая новость больше всего качалась меня, с Шурой случилось несчастье, она вышла замуж! В последствие, оно так и вышло. Соорудив ей двух мальчишек, этот «охламон» её бросил. «Бесхозным» остался и я. Предпринимались попытки найти замену Шуре, но все они кончились неудачно. Первым кандидатом была молодая женщина из семьи Широковых, толи мать Олега, толи другая, не помню. Удобство состояло в том, что она жила в нашем доме, и звали её, кажется, Наташа. Она присматривала за мной зиму 1937-1938 года, до моей отправки в Мухино.
Да, опять в Мухино, под попечительство моих мухинских «родственников». Здесь, наверное, пора дать пояснение о младшей сестре Шуры, Насте, которая, тоже занимала в моей жизни не последнее место. Пока Шура жила в нашей семье, Настя, в это время, устроилась на работу в какую-то артель инвалидов по изготовлению всякой галантерейной мелочи, вплоть до мужских галстуков. У неё от рождения было очень слабое зрение, и это, видимо, давало ей право работать в подобных артелях. По каким-то надобностям я иногда бывал у неё на работе и дома. А жила она недалеко от Рогожской заставы, за заводом «Серп и Молот», бывшим заводом француза Гужона, в Проломном проезде, самом «дремучим» местом в этой округе. Мне сейчас это место представляется самой окраиной Москвы, застроенной 2-х этажными деревянными, дореволюционными, бараками, с пристроенными к ним, 2-х этажными же выгребными туалетами. Вход в эти туалеты был из внутренних коридоров этих бараков. Всё внутреннее устройство этих «шедевров» сантехнической мысли, было настолько примитивное и непрочное, что пользоваться этими сооружениями могли только самые отчаянные жильцы. При подходе к этим домам, заселённых, видимо, рабочими с «Серпушки», так в народе называли завод «Серп и Молот», зловоние ощущалось за несколько десятков метров. В одном из этих бараков Настя имела комнату в 5 квадратных метров, где они с Шурой и её двумя ребятами, после того, как её бросил муж, прожили до начала 50-х годов. Я часто бывал у них в этих советских трущобах, насквозь пропитанных миазмами 2-х этажных туалетов.
Кто меня отвозил в деревню и как я возвращался обратно в Москву, точно не помню, но это, видимо, были Шура, Настя или мама.
Свободное копирование
