Несколько раз еще зимой, в январе, "наведывался" я к управляющему и каждый раз слышал от него одно и то же:
-- Погоди, работы нет. Наведайся весной, -- возьму...
Пришла, наконец, и весна... Стояли последние дни апреля... Было тепло... Снег стаял везде давным-давно, и дни были солнечные, ясные, с плавающими по прозрачно-лазурному небу облаками...
В рощах трещали прилетевшие дрозды, куковали кукушки... Над полями, трепеща крылышками и точно захлебываясь от радости, тирликали жаворонки; по болотам и низким местам жалобно кричали, точно плакали, чибисы... Изредка, в прозрачной лазури, высоко-высоко пролетали журавли, оглашая воздух своим характерным криком, нагоняющим на душу какую-то непонятную грусть.
-- Приходи, брат, первого мая!... -- дождался я, наконец, приглашения от управляющего, -- да только смотри, друг ситный, будешь пьянствовать,-- прогоню и расчета не дам... У меня -- держи ухо востро...
-- Да уж будьте покойны, -- сказал я, оглядывая его кругленькую, маленькую, точно надутый пузырь, фигурку и мысленно посылая его к чорту, -- будьте покойны...
-- Ну, ладно... смотри... Жалованья десять целковых... Харчи наши... по праздникам не работать... ну, и... ноги, руки, талия и так далее... Одним словом... с богом, ступай... не задерживаю!
