25 [октября].-- В библиотеке еще не было вынуто "Revue", и я читал Гизо предисловие к "О теперешнем положении истории Франции" -- прекрасно, так что увлекаюсь, и видно, что писатель велик, как и мыслитель велик, -- итак, до того времени, т.-е. до 1820 г., он был уже членом королевского совета, т.-е. министром или товарищем министра! Этого я не знал. Когда вышел от Срезневского, он остановил меня и сказал: "Правда ли, что вы начинали дело, но оставили?" -- "Да, оставил", -- сказал я спокойным голосом, между тем как думал, что скажу взволнованно и, как обыкновенно, чрезвычайно мягко, почти рабски.-- "Решительно оставили? а это жаль".-- "Покорно вас благодарю, но так вышло, что я должен был оставить".-- "Да что мне в вашей благодарности, а лучше бы вы дали нам дело, с вашею аккуратностью (которую он мне приписывает, что хорошо, и кроме которой, кажется, ничего не приписывает, что, конечно, не так хорошо, хотя решительно так, справедливо) вы бы сделали хорошо".-- "Покорно вас благодарю".
Когда пришел, пришел Мотинька, после Ал. Фед., принес [за] 20--21 октября; газет мальчик снова не принес; просидел до 8 часов. Мотинька просил (он приходил прощаться) проводить его в четверг в 6 час. в почтовой карете; я сказал, что буду и верно посижу у Вольфа. Он, мне и теперь показалось, смотрел на меня с любовью, а я ему не отвечаю -- что делать, человек ленив, это один из главных его пороков и причина большей части неприятности и горя. После писал Никитенке; после письмо; после вот это, теперь ложусь читать. 12 часов. Завтра у Грефе не буду. Деньги получил и отдал Любиньке, она стала говорить: "За что? я стану теперь считать себя тебе должной". Я, как обыкновенно, промычал, что нет.
Свободное копирование
