В ту зиму не было конца вечерам и балам: танцевали у графини: Лаваль, у Сухозанетши, у графини Разумовской и в Аничкове дважды в неделю.
На масленой танцовали с утра декольте и в коротких рукавах, ездили в пошевнях на Елагин, где катались с горы в больших дилижансах, как их называли. Мужики в красных рубахах правили; государь садился охотно в эти сани, и дамы. Потом переходили к другой забаве: садились, в пошевни импер<атрица>, рядом с ней или Салтыкова, или Фредерике и кня<гиня> Трубецкая; за санями привязывались салазки одна за другой, туда усаживался государь, за ним Урусова или Варенька Нелидова. На Каменном острову была лужайка, которую нарочно закидывали снегом; тут делали крутой поворот, и поднимался смех: салазки опрокидывались. Пошевни были запряжены шестериком; кучер Канчин мне говорил, что у него душа была в пятках на этом повороте, и весь он был в поту. Возвращались домой, где подавали déjeuner à la fourchette {легкий завтрак.}, попросту обед, а после обеда начинались petits jeux: à la guerre {игры: в войну.}, и кошка и мышка; беготня была во все комнаты. Звонок к сбору был в руках имп<ератрицы>. В шесть часов были уже все дома и готовились на какой-нибудь вечер. Я тогда только что вышла замуж и очень веселилась. Софья Михайловна Смирнова поселилась у нас, когда мы переехали на дачу на Каменном острову, и с ней ее воспитанник, Миша Штейдель. Софья Михайловна была горбатая и лечилась у магнетизерки Турчаниновой, у которой перебывал весь город, и рассказывали, что из немного кривого плеча княжны Марьи Труб<ецкой> вылезали волоса и катились слезы. Софья Мих<айловна>, как все горбатые, очень любила наряжаться и щеголяла маленькой ногой на высоких каблуках. Она была общительна.
К нам часто ездил секретарь прусского посольства граф Гаген, и она с ним вела богословские разговоры. Он был фанатик католик, как и его двоюродный брат Вестфален, а она архиправославная. Геккерен тоже часто ездил. Рядом с нами жила графиня Пушкина-Урусова и давала вечера; муж ее был обжора и давал обеды. Тут явилась в свет Аврора в полном цвете красоты. Особенно у нее был необыкновенный цвет лица и зубы, как жемчуг. Виельгорский сочинил мазурку -- "Mazurka d'Aurore". Всем известны стихи Баратынского к нейэ, когда он был в изгнании в Финляндии:
Выдь, дохни нам упоеньем,
Соименница зари.
Всех румяным появленьем
Освети и озари.
Свободное копирование
