25 авг<уста>, четверг.
Два дни гостил Мейер и был весьма занимателен, за исключением бесконечных рассказов о неистовствах Коновницына, предмет неистощимый для Гдовского уезда, но для меня довольно однообразный. Дни стояли плохие, тем приятнее был приезд словоохотного гостя. Его рассказы о зимних увеселениях во Гдове, о пальце, сломанном во время польки, и девице, запертой в нужник "под видом грациозной шутки",-- очень хороши. В один холодный вечер был у Обольянинова, которого нельзя не любить всей душою. Это один из тех практических людей, глядя на которых ощущаешь всю тщету философских теорий и трансцендентально либеральных теорий. Обольянинов имеет полное право сказать: "Человек, живущий, как я, правящий свою должность, как я и как я занимающийся своим имением, не только прав перед своим поколением, но и может сказать, что всякий действующий иначе есть свинья, как бы возвышенны не были его идеи". Побольше подобных практиков, и вся наша мудрость окажется гнилью. Сомнения мои и колебания разрушились при получении двойной почты из Петербурга. Духом я спокоен и светел, работы идут добропорядочно. Взят билет в дилижансе на 15-е сент<ября>, и 16-го, если что не помешает, буду я в объятиях милых нимф, без которых жизнь не в жизнь, как они ни легкомысленны!