На фотографии супружеская пара Филиппов Андрей Николаевич и его жена Филиппова (урожденная Юрченко) Екатерина Захаровна.
Глава 1. Эти горькие детские годы...
...Так вот, мои милые дети, я хочу кое-что поведать вам из моих воспоминаний о прошлой жизни.
Начну с того, что я еще помню о своем детстве.
Было это на масленицу 1894 года, когда мне еще не исполнилось пяти лет. В то время у нас в Забайкалье в казачестве масленица считалась самым бурным весельем. Все с мала до стариков ездили на лошадях разных пород и возраста: ребята 7-8 лет — на жеребятах одногодках, 9-12 лет – на лошадках-двухлетках, 12-16 летние — на третьяках, ну а старшая молодежь — на взрослых жеребцах. Все улицы были забиты катающимися. Молодые ребята в кошевках парой или тройкой лошадей лихо катали девчат.
В последний день масленицы я сидел у окна, вдруг к нашей избушке подкатила тройка. В кошеве сидело человек восемь. Кони остановилась у наших ворот, из кошевки подняли человека и понесли в нашу избу. Когда его положили на лавку, то я увидел, что это мой отец. Тройка лошадей принадлежала купцу Сараеву. В ней катались его три дочери, сам он и три офицера.
В ту зиму в нашей станице стояли на зимовке три сотни казаков Первого Читинского полка, а остальные три сотни стояли в соседней деревне.
У одного казака заболела лошадь. Толковый ветеринар где-то загулял, казаку подсказали, что в станице есть старик, который хорошо лечит лошадей. Это был мой отец. Он лечил лошадей и коров травами и делал наговоры; скорее всего помогали травы, а не наговоры.
Казак пришел к нам еще утром и упросил отца посмотреть лошадь. Лошадь лежала пластом. Отец поднял ее на ноги, попоил отваром травы, сделал наговор, и лошадь повеселела, начала есть сено.
Казак за хорошее лечение поднес отцу шкалик водки. Он выпил и пошел домой. Шел, как он потом рассказывал, подле забора. Улица наша Заречная полна была катающихся верхом и в кошевках, и вот тройка Сараева налетела на него сзади. Закричали: «Посторонись!». Но сторониться ему было некуда, он и так стоял возле самого забора. Отец оглянулся назад, а в это время коренной ударил его оглоблей в висок. Отец свалился, пристяжная перемахнула через него, но задними ногами наступила на поясницу.
Привезли его домой чуть живого. Больницы в нашей станице не было, работал только один фельдшер. Он походил к нам недели две, полечил отца, пока у него не зажили раны. Но основной удар в висок оглоблей отразился на глаза. Из них пошла гнойная течь, фельдшер ничего не мог сделать, глаза отца вытекли, и он ослеп, а я стал его поводырем.
Купец Сараев, когда отец немного пришел в себя, приехал к нам со станичным атаманом и стал уговаривать его, чтобы он не подавал на него в суд. Отец был должен купцу 40 рублей, поэтому Сараев сказал ему:
-Я прощаю тебе долг, только в суд на меня не подавай.
Дал еще кусок ситцу, чаю один кирпич и пуд пшеницы, так этим и откупился, но глаза свои отец потерял навсегда.
