Пятница, 28 ноября. До вечера все шло ни хорошо, ни худо, но вдруг начался разговор очень серьезный, очень сдержанный, очень вежливый, о моей будущности.
Мама выражалась во всех отношениях надлежащим образом.
Но надо было видеть в это время моего отца. Он опускал глаза, отговаривался.
Существует малороссийский диалог, который характеризует нацию и который, в то же время, может дать понятие о манере моего отца.
Два крестьянина:
Первый крестьянин.- Мы шли вместе по большой дороге?
Второй крестьянин.- Шли.
Первый.- Мы нашли шубу?
Второй.- Нашли.
Первый.- Я тебе ее дал?
Второй.- Дал.
Первый.- Ты ее взял?
Второй.- Взял.
Первый.- Где она?
Второй.- Что?
Первый.- Шуба.
Второй.- Какая шуба.
Первый.- Да мы шли по большой дороге?
Второй.- Шли.
Первый – Мы нашли шубу?
Второй.- Нашли.
Пер вый.- Я ее тебе дал?
Второй.- Дал.
Первый.- Ты ее взял?
Второй.- Взял.
Первый.- Где же она?
Второй.- Что?
Первый.- Шуба!
Второй.- Какая шуба?
И так до бесконечности. Но так как сюжет не был смешон для меня, я задыхалась, что-то поднималось к горлу и причиняло мне страшную боль, особенно потому, что я не позволяла себе плакать.
Я попросила позволения вернуться домой с Диной, оставив маму с ее мужем в русском ресторане.
Целый час я оставалась неподвижна, со сжатыми губами, со сдавленной грудью, не сознавая ни своих мыслей, ни того, что делалось вокруг меня.
Тогда отец начал целовать мои волосы, руки, лицо с притворными жалобами и сказал мне:
– В тот день, когда ты будешь действительно нуждаться в помощи или покровительстве, скажи мне одно слово, и я протяну тебе руки.
Я собрала мои последние силы и твердым голосом отвечала:
– Этот день настал, где же ваша рука?
– Ты теперь еще не нуждаешься,- ответил он поспешно.
– Нуждаюсь.
– Нет, нет.
И он заговорил о другом.
– Вы, папа, думаете, что этот день настанет, когда мне понадобятся деньги? В тот день я сделаюсь певицей или учительницей музыки, но ничего не попрошу у вас.
Он не обиделся, ему достаточно было видеть меня такой несчастной, какой только я могу быть.
Свободное копирование
