В 1937 году родилась моя сестра Лена. Мама была очень счастлива, и папа её напугал, сказав по возвращении из ЗАГСа, что он нарёк сестру Матрёной. На мой взгляд, Матрёна – хорошее имя, но мать имеет право назвать своё дитя как хочет, хоть Иовистой (так назвала свою дочь прославлявшаяся трактористка тех времён Паша Ангелина, в честь Иосифа Виссарионовича Сталина). Но на самом деле Лену назвали Леной, она очень быстро стала всеобщей любимицей и сохранила это качество – быть любимицей – до сих пор. Но у меня в те поры, как помню, было слишком много неотложных забот, чтобы интересоваться сестрой. Я был на десять лет старше. За год до рождения Лены я пошёл в школу, и каждый день приносил мне массу новых и неизведанных впечатлений.
В 1938 году отец заболел. Не знаю, каково точное название болезни, но это было что-то связанное с желудком. Его положили в Кремлевскую больницу, заведение с самой высокой репутацией в СССР, дед «имел право» на такой сервис для членов семьи. Отцу делали операции выдающиеся хирурги, но не помогало ничего. Казалось, он обречён, о чём известили и меня. И тут дед написал письмо Молотову, где просил, чтобы к отцу допустили нашего семейного врача-гомеопата Николая Ивановича Кейса, обрусевшего немца с весьма сложной биографией, сложной потому лишь, что о чём-то в этой биографии не полагалось упоминать по советским меркам. Допуск такого врача был вызовом профессиональной спеси врачей Кремлёвской больницы. Но Молотов дал свою санкцию, и, как повествуют наши семейные предания, через три дня отец пришёл в себя, попросил есть и вскоре совсем поправился. Это сделали какие-то капельки, крохотные дозы лекарств. Когда я сам или кто-то при мне начинает говорить, что то-то де и то-то шарлатанство, я стараюсь вспомнить этот случай. Да и история физики даёт ним аналогичный урок.
