Нет, все-таки надо сделать ещё одну заминку перед тем, как начать рассказывать о маме и папе. Надо сказать о братьях деда, Иване Робертовиче и Владимире Робертовиче, и о сыне последнего Петре. Я называл их всех дядями – дядя Ваня, дядя Володя, дядя Петя. О дяде Ване я ничего интересного сказать не могу, жил он как-то отдельно от остальных Вильямсов. А дядя Володя был профессором, доктором технических наук, заслуженным деятелем науки, заведующим кафедрой в институте механизации и электрификации сельского хозяйства, и занимал какой-то высокий пост в Государственном политехническом музее. И вся его семья жила при этом очень популярном музее в самом центре Москвы, и квартира была большая, но не такая как наша. Жену дяди Володи и мать дяди Пети звали Мария Петровна, я не помню ничего более о ней.
А дядя Петя по известности мог бы потягаться и с моим дедом. Он был главным художником Большого театра и рисовал декорации для многих других театров, и до сих пор многие спектакли идут с этими декорациями. О дяде Пете сохранились воспоминания писателя Каверина; дядя Петя был в самой тесной дружбе с Михаилом Булгаковым и Дмитрием Шостаковичем. Помимо деятельности в театре, дядя Петя был выдающимся портретистом, и многие написанные им портреты считаются, как принято говорить, «классикой советской живописи», например портреты В.Э. Мейерхольда, С.А. Мартинсона, картина «Акробатка» – портрет тети Ануси, его жены актрисы Анны Семеновны Амханицкой, портреты таких известных людей того времени, как народные артисты СССР Качалов и Хмелёв, знаменитая арфистка Дулова и ещё многие. Дядя Петя пробовал себя и как актер, а какое-то время занимался медициной, но, приобретя достаточные познания в анатомии, что было ему нужно как художнику, эти занятия прекратил. Он ездил в Италию и Германию в 1928 году, и там изучал не только живопись, но и вообще артистическую жизнь Западной Европы. Он написал книгу «Моя творческая юность в театре».
Он умер в 1947 году, как-то более чем нелепо, простудившись из-за того, что побежал по талым весенним лужам без ботинок, а зачем, не знаю. Напрашивающийся знатокам советского быта ответ – в магазин за бутылкой, куда же ещё – не подходит. Конечно, в этой богемной компании не брезговали вином, но таковое имелось в наличии дома.