Суббота, 11 ноября. Сегодня, в восемь часов утра, я уехала из Гайворонцев не без некоторого чувства сожаления… Нет, нарушенной привычки.
Вся прислуга вышла на двор, я всем дала денег, а экономке – золотой браслет.
Я отправилась прямо к дяде Александру, имя которого я разобрала на дощечке, и он рассказал мне следующий случай.
Один господин путешествовал вместе с офицером и сел с ним в один вагон. Разговор зашел о новом законе, касающемся лошадей.
– Это вы посланы в наш уезд?- спрашивает военный.
– Да.
– Так, значит, вы записывали буланых лошадей нашего предводителя Башкирцева?
– Да, я.
И офицер начал разбирать их достоинства и недостатки.
– Вы знаете дочь Башкирцева?
– Нет, не имею чести. Я только видел ее; но я знаю Башкирцева. Дочь его – прелестная особа, настоящая красавица, но вместе с тем «независимая, оригинальная, наивная». Я встретил ее в вагоне около Петербурга, и она нас положительно поразила – меня и моих товарищей.
– Это мне тем более приятно слышать, что я ее дядя.
– Моя фамилия Сумароков. А ваша?
– Бабанин.
– Очень приятно.
– Очень рад, и т. д. и т. д.
Граф все время повторял, что мое место – в Петербурге и что непростительно держать меня в Полтаве.
Так вот как! Милый папа!
– Но вы, наверно, все это выдумали, дядя,- сказала я Александру.
– Чтобы мне никогда не видеть жены и детей, если я сочинил хоть одно слово, пусть гром падет на мою голову!
Отец бесится, на что я не обращаю ни малейшего внимания.
Свободное копирование
