Не знаю с чего и начать, как писать, я никогда не упражнялся в писании очерков, да еще таких, где нужно говорить о себе. Постараюсь написать немного о своей юности, об отдельных эпизодах из жизни нашей батареи, а остальное отдаю в Ваши руки литератора и корреспондента...Ещё

Учился в школе, 17 июня 1941 г. был выпускной вечер после окончания десяти классов, а 22 июня мы - выпускники - договорились провести классный вечер и он совпал с этой роковой для нашей родины датой. Среди ребят ничем не выделялся, если не считать роста (180 см) и худобы...Ещё

В армию я был призван 9 сентября 1941 года. Помню тихую сентябрьскую ночь, железнодо-рожный вокзал, мать со слезами провожающая единственного сына, подруга школьная (будущая жена). Гудок паровоза и поезд увозил в неизвестность...Ещё

Наконец, долгожданная отправка на фронт. Именно долгожданная. Надоело голодать, ходить в плохом старом обмундировании, и в конце концов, надоело однообразие такой жизни. Личные вещи (костюм. рубашка. белье), привезенные из дома, были променяны на хлеб, ряженку и арбузы - в общем на все, что можно было есть...Ещё

Это была последняя наша встреча. Очевидно их выбросили в тыл к немцам и там он погиб. Позднее, когда я был в Ирбите в госпитале, я был у его матери Санниковой Марии Сысоевны и она мне сказала, что последнее письмо от Славы было в феврале месяце 1942 года...Ещё

Кровь промочила брюки. С трудом сделали перевязку и отправили в медсанбат, а из медсанбата на повозке, по болотам, по вымощенной деревьями дороге (слань), как по стиральной доске, повезли до какой-то пристани на озере Селигер. Боль была невыносимая, так как каждый удар колеса о дерево отдавался на рану...Ещё

ак продержались один день, а к вечеру из 15 человек осталось нас семь. Одних ранило, других убило. Ночью получили приказ вывезти орудия обратно. Втроем взялись за “правило”, а четверо - за колеса, и орудие накатили на противотанковую мину. В живых остались только мы втроем, остальных разбросало по сторонам. От некоторых ничего не осталось...Ещё

Располагались мы в траншеях, нам давали болванки гранат, и на полном ходу через траншеи проходили танки. Нужно их пропустить, а в вдогонку бросить гранаты. Первый раз страшно, а потом убеждаешься, что можно остаться живым и даже появляется уверенность в себе, но все-равно жутко, когда эта грохочущая махина ползет на тебя, подрагивает и с бровок траншей осыпается земля...Ещё

Объезжая деревню по дороге, мы увидели бегущего по пшеничному полю немца - мы за ним, кричим “Хальт”, он удирает. Дали выше головы автоматную очередь, остановился, поднял руки. Оказался оберлейтенантом Отто, фамилию не записал. Фотография с надписью, сделанной его авторучкой, хранится у меня до сих пор. Ещё

Я впервые во весь рост вместе с бойцами пошел в атаку, пушку отбили и, осмелев, начали бить по траншеям за оврагом. Это единственный случай, даже трудно сейчас описать какое состояние испытываешь: боязни нет, какая-то дикая сила тебя подбросила...Ещё

Я описываю отдельные эпизоды, в которых я участвовал сам и все видел своими глазами, я все время был там, где были пушки. В моих воспоминаниях нет ни капли выдумки, могут быть неточности во времени, так как никаких дневников не вел, и, конечно, не помню точно какого числа это было, ограничиваюсь только месяцем и годом...Ещё

Это была уже Западная Белоруссия, здесь начинались известные Пинские болота. Сплошного фронта не было, наши и немецкие гарнизоны стояли только в населенных пунктах, а остальная территория - болота и леса, по которым проходили грунтовые дороги, связывавшие населенные пункты...Ещё

До нашей вылазки взводу разведки не удавалось взять языка, на совещаниях командир полка все время упрекал командира взвода разведки. Всего я добровольно ходил в разведку пять раз...Ещё

Опишу последнюю разведку, неудачную, закончившуюся трагично, когда мы потеряли четырех человек. К началу апреля немцы создали на нашем участке более или менее сплошную линию обороны...Ещё

При взятии Столина, наша батарея с единственной пушкой была установлена в пойме реки Случь и прямой наводкой могла бить по городу, но орудие наше стояло на берегу небольшой речки и хорошо было видно из города. По нам велся постоянный минометный огонь, нас спасала небольшая траншея, вырытая нами рано утром...Ещё

Из нашей батареи остались живыми только ездовые. Не знаю, как бы распорядилась судьба со мной, если бы мне пришлось участвовать в этих боях. 30 октября 1944 года закончилось мое пребывание на фронте в действующей армии...Ещё

Операцию (рассечение) сделали в палатке дивизионного санбата, под общим наркозом. Усыпляли в то время наркозным эфиром, помню последние свои слова. Меня врач спросил: “Капитан, спишь?” - ”Сплю”, и проснулся уже на койке, которая тоже стояла в палатке обогреваемой железной печкой, сделанной из бочки...Ещё

Я снова приехал в Ирбит и 28 марта 1945 года мы с Ирой поженились, несмотря на уговоры наших матерей. Видя нашу настойчивость, они дали согласие. Трудное было время, голодное...Ещё

Во время учебы на курсах меня и капитана Гордеева вызвали в штаб училища и командировали в Москву для участия в Параде Победы...Ещё

Наша часть даже не участвовала в Октябрьских торжествах в Жмеринке в 1945 году. Я был на площади по своему желанию. Мне запомнился на трибуне “старик” лет 60, а может быть и меньше, он был полным Георгиевским кавалером - 4 креста и 4 медали были у него на груди, кроме советских орденов...Ещё