|
Не удивляйтесь тому, что сейчас будете читать о маленьком мальчике, незнаменитых взрослых и о простых событиях. Для того чтобы лучше увидеть течение реки, бросают пучок сорванной травы на воду и по травинкам, которые то медленно, то быстро уходят прямо и вкось, угадывают ход струи... Ещё
|
|
|
Родился я в городе, который тогда назывался Санкт-Петербургом, в семье уездного учителя, который имел четырехклассную школу без прав на Знаменской улице. Тогда она называлась Знаменской — по белой церкви Знамения божьей матери, стоящей на углу Невского... Ещё
|
|
|
Кормилицу нанимали выкормить,— вероятно, месяцев на восемь,— и очень следили, чтобы не приходил к ней ее муж. Муж чтобы был законным, потому что нравы были лицемерны. Законный муж не должен быть во время выкормки мужем: чтобы у кормилицы молоко было не балованное... Ещё
|
|
|
Страшного в мире было не очень много, хотя дети знали про холеру. Холера не проходила и являлась каждый год. Няня рассказывала мне как достоверное, что доктора берут холерных и бросают в большую яму, очень глубокую — в ней ничего не видно. Если нагнуться над такой ямой, то только услышишь: «У-у-у... Ещё
|
|
|
Постараюсь сперва рассказать, как выглядели улицы и как менялись они в медленные годы моего детства. Изменялись вывески: на них пропадали рисунки и становилось все больше букв. Прежде по бокам трактирных дверей были изображены миски, булки, селедки на белых длинных блюдах. Все это на синем фоне... Ещё
|
|
|
Наша квартира в двухэтажном доме. Первый этаж каменный. Рядом ломают флигель, рубят сад. Я с нянькой Настасьей Федоровной этому радуемся: считаем, что город станет красивее, если каменные дома примкнут друг к другу плотно, без всяких пропусков, карниз к карнизу... Ещё
|
|
|
Помню свои руки на сетке. Помню, что проковырял штукатурку на стене около своей кровати. Под штукатуркой оказались доски. Я был разочарован. Помню окрашенные масляной краской игрушки — я их грыз. У них вкус разочарования... Ещё
|
|
|
Жили испуганно и прятались от жизни. Тетя Надя говорила, гордо подымая седую голову: — Я прожила жизнь, ни в ком не нуждаясь, и ни в чем не была замечена. Жизнь была вся огорожена. Всё запирали, потому что всё дорого. Всё сосчитано и отмерено... Ещё
|
|
|
Рядом с дачей на косогоре спускается к воде кладбище. Могилы огорожены. Кладбище богатое. Прутья металлических решеток с остриями вверху изображают копья. Все покрашено эмалевой белой краской. Памятники тоже покрашены. На них овалы лакированных фотографий на фарфоре... Ещё
|
|
|
Страшны были деньги. Деньги разные; одни почти непредставимые — золотые, круглые, неожиданно тяжелые. Я помню их удивительную тяжесть на маленькой моей руке, мне их дали подержать... Ещё
|
|
|
В детстве мы многого боялись. Ночью помню: кругом все страшно, за стеной разговаривают трубы на два голоса, в комнате кто-то страшный, покрываюсь одеялом с головой. Наступало в угловое окно хмурое, но нестрашное утро. Утром лицо мыли большой шершавой ладонью... Ещё
|
|
|
Дедушка с бабушкой жили в службах Смольного института. Ехать к ним далеко — мимо красной водокачки на Шпалерной улице, по которой тянутся одноэтажные казармы... В корпусах — институт и богадельня «Дом благородных вдов»... Ещё
|
|
|
Дедушка — садовник Смольного института. Во дворе за каменным забором прячется старуха яблоня с ветками, подпертыми костылем. У стены скамейка. Можно на нее встать и выглянуть... Ещё
|
|
|
Бабушку — мать моей матери — звали Анной Севастьяновной. Сколько ей было лет в моем детстве -- не знаю: родные все умерли, спросить некого. Думаю, что родилась она в конце 30-х годов. Живет бабушка с дочерьми, которые служат в статистике... Ещё
|
|
|
Первая книжка, которую мне подарили, называлась «Шалуны и шалунишки». Она в розовом переплете, с наклеенной круглой цветной картинкой. Рассказывалось, как мальчик разбился, поехав на большом велосипеде. Большой велосипед — вещь фантастическая: его переднее колесо было в рост человека... Ещё
|
|
|
Доктор пришел, потрогал пульс. Поднял тяжелые бабушкины веки. Посмотрел в запавшие глаза. Зрачки старухи были неподвижны. Покойница лежала, закинув маленькую голову на длинной шее. — Напишу свидетельство о смерти, вернусь после второго визита... Ещё
|
|
|
Отец перевелся в Лесной институт, крестился, перестал писать в Елизаветград, не встречался с первой женой и сыном и очень тосковал. Он достал кортик, всадил его рукояткой в пень и бросился на острие. Кортик проколол грудь насквозь, пройдя мимо сердца... Ещё
|
|
|
Варвара Бундель и Борис Шкловский поженились. Не скоро они полюбили друг друга, а признались в этом очень поздно — так лет через тридцать... Ещё
|
|
|
Когда курсы стали академией, отцу напомнили, что у него нет диплома. Он решил пойти в педагогическую академию, на математическое отделение. Стоя коленями на стуле, поставив локти на стол, он читал до утра литографированные лекции. Экзамен был сдан. Он жил потом счастливо и недолго... Ещё
|
|
|
Мама, уже седой и старой женщиной, сидя, не прислонялась к спинке стула. Только в глубокой старости ей пришлось сесть в кресло: она дремала, положив голову на спинку, и очень стала замечать свое одряхление... Ещё
|
|
|
