Еще более гнетущее чувство охватило меня, когда перед нами выросла мрачная каменная громада здания тюрьмы, нависшего над зловеще тихой рекой. Зловещая атмосфера ощущалась и в приемной, куда мы вскоре зашли. «А если бы мне самому грозило заключение? – подумал я. – Что, если у меня тоже отняли бы свободу?». За эти 15-20 минут перед концертом я мысленно пережил все, что чувствует человек, приговоренный к пожизненному заключению!
И вот за мной закрылись тяжелые чугунные ворота, отделявшие тюрьму от внешнего мира, и меня препроводили в большой зал, где я должен был петь.
Я смотрел на раскинувшееся предо мной море лиц. Увы, в этом мире еще так много зла! Как я сочувствовал этим людям, расплачивающимся теперь за свои грехи!
Я старался как никогда. Слушатели мои оказались удивительно отзывчивы, и рукоплескания их невыразимо трогали меня. В конце программы я говорил с узниками. Я сказал им, что идеалом Христа было прощение, что за этими высокими и мрачными стенами бьются горячие сердца тех, кто переживает за всех утративших свободу, и что, я верю, придет день, когда все мы, хорошие и дурные, найдем друг друга и обнимемся на цветущем лугу под сияющим солнцем!
Когда заключенные покинули зал, меня повели осматривать тюрьму.
Друзья мои! Все вы, конечно, видели и читали эту надпись – на дверях университетских аудиторий, где ученые профессора читают глубокие и умные лекции, в церквах, где вас просят не мешать совершению священного таинства, или в театрах, где публику просят не тревожить особую актерскую тишину – паузы между фразами.
Эта надпись гласит: «Соблюдайте тишину!» но понимаете ли вы, что скрывается за этим сочетанием безмолвных букв? В центре скромно обставленной, маленькой комнатки стоит простое, видавшее виды кресло. Здесь, в этой комнатке, лица, виновные в тяжком преступлении, а может быть, просто жертвы трагической судебной ошибки, в последний раз в своей жизни ощущают надежный комфорт этого кресла. Соблюдайте тишину!
Я представляю, как трудно сильному, энергичному человеку, вышедшему недавно победителем в схватке с равными ему по силам, соблюдать тишину в последние, предсмертные мгновения, как тяжело подчиниться табличке, вывешенной у входа в эту комнату: «Соблюдайте тишину!»
Я знаю, что пока я был в Нью-Йорке, эту тишину несколько раз нарушал треск электрической искры. Мне хотелось услышать, как этот слабенький звук бросает вызов огромным печатным буквам. Но… Я не осмелился. Наверно, я страшился услышать нечеловеческий крик, полный ненависти к этим словам – «соблюдайте тишину!» я страшился тогда и страшусь этого и поныне!
Я вспоминаю старика с серыми глазами и тихим, мягким голосом, наверняка главу патриархального семейства, который показывал мне эту комнату, это кресло, эти скамьи для свидетелей (какая тяжкая работа!) и специальный холодильник в стене, легко открывающиеся дверцы которого обнажают металлические полки.
– Да, сэр, – произнес старик тем же тихим голосом. – Здесь мы держим тело, пока его не востребуют для похорон родители или друзья, но чаще сами хороним.
Выйдя из той комнаты во двор, я, кажется, потерял ориентацию.
– Прямо, сэр, прямо! – крикнул мне наш гид. Боже, с какой радостью исполнил я это указание – идти не направо, не налево, а прямо вперед, к воротам, запирающим живых мертвецов! Не знаю, что здесь правильно, а что нет, могу сказать только одно:
Братья мои, люди! сделайте так, чтобы всегда можно было говорить громко, чтобы навсегда отпала нужда в этой проклятой табличке – «Соблюдайте тишину!»
Свободное копирование
