О характере отца и наших с ним отношениях говорит такой случай.
Как-то в жаркий летний день я бродил около нашего огорода вблизи ручья и увидал там отца. Он лежал на траве в одних трусах, прикрыв лицо от палящего солнца газетой. Было, наверно, воскресенье, и он, как говорится, принимал солнечные ванны. Шахтерам это необходимо, поскольку они проводят в шахте почти весь световой день, а в те годы в Испании шахтеры работали, кажется, по десять часов в сутки. Мне лет пять-шесть. Бесшумно ступая босыми ногами по короткой траве, я подошел к отцу не ближе трех метров - и смотрю. Почувствовав взгляд, он снял газету с лица, внимательно поглядел на меня, потом снова накрыл лицо газетой. Такие у нас были отношения: никакой сентиментальности, ничего напоказ - отец занят своим делом, и я тут ни при чем. А что сам я не подойду и не потревожу - в этом отец был совершенно уверен.
Вообще, в отношении отца к нам всегда чувствовалась молчаливая и спокойная уверенность. По-видимому, он смотрел на нас так же, как на другие свои вещи, примерно так: “Вот мои ботинки... стоят себе и пускай стоят. Вот мои дети - играют, бегают, растут... Пускай растут”. Для примера расскажу такой случай: сидит он на сундуке справа от кухонной плиты и что-то читает, а я в сторонке занят своим делом. Больше никого нет. Оторвавшись от книжки, отец нагибается, берет с пола небольшую кочергу, сует ее себе сзади за воротник и скоблит спину - видно, зачесалась. Покончив с этим, вынимает кочергу, смотрит на меня без всякого выражения, как на неодушевленный предмет, бросает кочергу на пол (она загремела) и продолжает читать. То есть никакой связи между мной и своими действиями он не усматривает. А ведь связь есть: я, его родной сын, стал свидетелем этого не совсем обычного действия. Другой бы улыбнулся - мол, спина зачесалась - или что-нибудь такое сказал.
Бывало, зимними вечерами, отец, сидя на том же сундуке и созвав нас, сыновей, устраивал игру, которая называлась a la rebatina (что-то вроде “на шарап”). Он доставал из мешочка горсть орехов (грецких или лесных, которые мы с ним собирали осенью) и бросал на пол со словами: “ А la rebatina!”, а мы кидались за добычей, расталкивая друг друга. Не затем, чтоб побольше съесть, а ради победы. Глядя на эту свалку, отец тихо посмеивался. Поначалу мне, как более слабому, ничего не доставалось. Я знал, что братья потом обязательно со мной поделятся, но все равно плакал с досады, а отец сердился: “Нечего реветь, ловчей надо быть!” И я наловчился - кидался, как звереныш, волчком вертелся, хватал орешки, подходил к отцу и показывал добычу. Он одобрительно улыбался.
Однажды (и только однажды) я видел отца плачущим. Он сидел на скамейке у входа в дом и вытирал слезы рукой. Это меня потрясло. Оказывается (это я потом узнал), у матери то ли родился мертвым, то ли умер вскоре после родов шестой ребенок. Этого младенца, не записанного законно и не крещеного, похоронили (то есть просто зарыли) у нас на огороде, и сделал это - отец. Помню, как я сидел на корточках, роясь в земле (наверно, строил домик); отец прошел мимо с маленьким ящиком под мышкой и с лопатой в руке, скрылся за рядами кукурузы и вскоре вернулся, уже без ящика, только с лопатой. Я догадался, что он там делал.
О характере отца говорят также имена, которые он давал детям.
Вириато - это имя талантливого военачальника, предводителя древних лузитан (жителей юго-западной части Испании), восставших во II веке до н. э. против владычества римлян; этот бывший пастух, не раз побеждавший римские легионы, был заколот во сне подкупленными предателями. Отец наверняка где-то прочитал об этом и решил почтить героя, назвав первенца его именем. Других людей с таким именем я никогда не встречал, и даже в книгах такое имя мне не попадалось.
Марселино - древнеримское имя, происходит, вероятно, от имени Марсий. Это мелкое божество древнегреческой мифологии, один из сатиров или силенов, демонов плодородия в окружении Диониса.
Дионисио (Дионис) - древнегреческий бог плодоносящих сил земли, виноградарства, виноделия, а заодно и всякого буйства и веселья.
Леониса - редчайшее в Испании имя. Leon - значит лев; leona - львица. Имя Leonisa, если перевести на русский, могло бы звучать как Львицина.
Только самая младшая дочь получила, наконец, обычное христианское имя - Мария, может, по требованию матери или священника. Сказанного достаточно, чтобы понять: отец выбирал имена не такие, как у всех, показывая заодно свои знания. И мне это симпатично: ведь он был простым шахтером.
Свободное копирование
