Пока я гулял по садам Линнея в Уппсале, встречался с коллегами да давал семинары по вытряхиванию ионов из пучка антипротонов и по правам человека, дурацкий фарс продолжался на обоих континентах. Хельсинкская группа в Нью-Йорке держала нас в курсе. МИД СССР настойчиво повторял нашей шокированной Федерации, что виза мне уже пожалована, но что они проверят. Основные сотрудники агентства путешествий, через которое виза должна была проходить, оказались, однако, в этот момент не в Вашингтоне, а в Москве. Оставшийся вместо них молодой американец разъяснил сотруднице Американской Хельсинкской группы, что «Орлов сам во всем виноват, так как приносит советскому правительству слишком много неприятностей». МИД настаивал, что виза в Москву на четыре дня ожидает меня в Вашингтоне и в Стокгольме, тогда как советский посол в Швеции категорически это отрицал. Когда же ему позвонили из Уппсалы, было отвечено, что он сам выехал из страны, а другие ничего не знают.
В консульстве в Вашингтоне советская виза все-таки появилась, и в целях сохранности мы попросили сотрудников Хельсинкской группы переслать нам ее. Она появилась в большой университетской аудитории в момент ритуального залпа из старинных пушек, когда мне на голову надевали лавровый венок с настоящими душистыми листьями. Сразу после церемонии мы с женою помчались в гостиницу, я срочно сдал арендованный для торжественного ужина фрак, купил билеты и мы подоспели в Стокгольм точно к рейсу на Москву. В самолете я приготовил речь, запланированную расписанием на следующее утро. Никто, включая меня, не ожидал, что ее-таки удастся произнести.
«Шереметьево» было пустынным в два часа ночи. Молодой солдат-пограничник глядел сонно из своей стеклянной будки. Полистал мой белый, для лица без гражданства, паспорт и отомкнул барьер. Как мало формальности! Барьер автоматически захлопнулся позади. Солдат поглядел затем на мою жену, на ее американский паспорт, на дисплей и поднял телефонную трубку. В будку втиснулся еще пограничник, потом еще и еще — набилось, как сардин в банке. Озабоченно посовещавшись, поглядели на меня, позвонили куда-то, опять поглядели, опять посовещались. Через десять минут на моей советской стороне появился офицер, спросил снова паспорт и вежливо пригласил пройти побеседовать.
— Я не пойду. Зачем? Мы, между прочим, можем улететь обратно в Скандинавию, в Копенгаген на международную конференцию по правам человека.
Офицер ушел, затем появился снова с двумя солдатами:
— Пожалуйста, пройдемте с нами.
В этот момент жена на той стороне барьера собрала свой запас русских слов и бросила их ему в глаза. Офицер исчез, барьер открылся, и меня выпустили обратно на ту сторону. Нас попросили посидеть подождать. С десяток солдат слонялось вокруг, приглядывая за нами. Через сорок минут нам вернули паспорта, как будто ничего и не было, и мы счастливо добрались до города.