Хорошие со мной, своим экс-лагерным коллегой, молодые якуты в целом на русских смотрели неприязненно, а особенно не любили почему-то пришельцев из Сангара. Нелюбовь была взаимной.
Однажды поздно ночью, когда я зашел обогреться на кухню, за мной последовали две очень миловидные, запредельно пьяные школьницы. Одна тут же рухнула на пол, другая, то теряя, то все же находя равновесие, спросила, где мужики.
— Спят, — ответил я.
— Хорошо, — пролепетала она. — Мне нужны. Мне нужны мно-ого мужиков.
И выпала из кухни — в спальню. Послышались крики, мат, плотники вскочили с нар, схватили девушку за руки и за ноги и выкинули наружу. Вторую приземлили рядом. На следующий день, однако, когда строители шли в балок на обед, к ним пристали подростки, но у рабочих были в руках топоры.
— Тебе лучше смотаться, Федорыч, — сказали плотники.
Избегать таких конфликтов было абсолютно необходимо, и я незаметно ушел — в милицию. Там требовали от меня отметок каждые два дня вместо раза в неделю, кроме того, требовалось просить у них письменного разрешения на получение каждой зарегистрированной почты — посылки, перевода, заказного письма, так как они мне не выдали никакого удостоверения личности. Все это было грубым нарушением закона. Хорошо еще, что почта выдавала свободно обычные письма, приходившие каждый день из разных мест, хотя ни разу из-за границы, — этот канал перекрывался в Москве.
Я сидел перед самодовольной мордой сержанта Охлопкова, читавшего мне лекцию о том, что напрасно я распускаю слухи, будто я профессор — «Смотри Орлов, отправим в сумасшедший дом», когда ему сообщили по телефону что якутские подростки, вооруженные охотничьими ножами и топорами, окружили балок. Плотники отбивались поленьями.
— Твое счастье, Орлов, что тебя там нет, — сказал Охлопков с гнусным смешком. — Про-фе-ессор. Думаешь, профессор, так умнее меня? Я еще выясню, кто спровоцировал эту драку.
Это он не «выяснил». Но сержант был человек настойчивый и инициативный.
Свободное копирование
