Мы стали друзьями
Жизнь в лагере сроднила нас. Стало ритуалом собраться вечером у костра, подолгу разговаривать. Теперь они, не таясь, рассказывали о своей жизни, о том, как оказались на улице, о законах так называемой "блатной" жизни. Но, как правило, избегали говорить о той, совсем другой жизни, которая была у них до того, как они оказались на улице, а с улицы выловлены и доставлены к нам - в детский дом "Сын Октябрьской революции". Они и вправду были детьми этой революции, их родители погибли в братоубийственной Гражданской войне, самой ужасной войне, которая может быть на свете, когда брат убивает брата, а отец -сына. О доме, о семье они не рассказывали никогда. Мы знали, что почти всех выплеснула из дома гибель родителей, и не допытывались, как это было, мы понимали только одно: рана глубокая, всегда будет отзываться болью, и бередить ее не стоит.
После возвращения из лагеря мы с Андреем имели уже твердую опору среди ребят. Обо всем, что произошло в лагере, мы откровенно рассказали Александру Федоровичу. Что-то в наших действиях он одобрил, что-то нет, а меня крепко поругал за "отчаянность", как он выразился. А потом подумал и прибавил неожиданно: " А может быть, ты и права".
Доверие
Ребята становились все доверчивее. Исчезло слово "баба" по отношению ко мне, но, конечно, не выпало совсем из их лексикона -- и покрепче словечки попадались. Они их употребляли... но не при мне. При мне же старались щегольнуть какими-нибудь новыми изысканными, дошедшими к ним от меня или от Андрея словами: "рабфак", "гидра революции". Мы с Андреем были отчаянно, до глупости молоды и сами любили этот словесный шик своего времени. Но еще -- мы были влюблены в свое бурное время, мы ради него жили и дышали, мы готовы были вести аскетическую жизнь, мы буквально были одержимы своим комсомольским поручением -- сделать для ребят лучшую жизнь, по сравнению с той, которая была у них раньше. Как и они, мы испытали голод и холод, но на их долю досталось больше -- ни крова, ни хлеба, ни родных. От беспризорной жизни у них развилась опасная ожесточенность. Неизвестно, кем бы они выросли, если бы государство не стало бороться за этих детей, создавая для них другую жизнь. Дружба наша с ребятами и доверие к нам крепли. Среди наших воспитанников были личности яркие, талантливые. У нас даже свои поэты появились. У многих ребят были золотые руки. Помню Сашу Терентьева -- он все умел починить, находил выходы из безвыходных ситуаций. Потом как-то встретила его на улице: он учился в МВТУ! Когда он произнес это слово - (не знакомое мне раньше!), чувство гордости проснулось во мне, такое было ощущение, будто бы его таланты -- часть моих. Много наших ребят, как узнала я потом, сражались в Великую Отечественную, стали летчиками, изобретателями, просто хорошими людьми. Ну, а моя работа в детском доме "Сын Октябрьской революции" закончилась, когда я вышла замуж и уехала вместе с мужем в Россошь - его послали "поднимать" разваливавшийся совхоз.
