В свободное время я продолжал заниматься в городской библиотеке, но теперь чаще смотрел на библиотекаршу, чем в «Феноменологию духа». Наконец, я пригласил ее прогуляться на открытом воздухе. Мы сидели рядом в двухместном «кукурузнике», пилот — впереди, горы и долины — внизу, облака — вверху, ветер — в ушах. Самолет болтало, наши руки свешивались за борт, привязных ремней не существовало, и, казалось, один хороший крен — и мы вывалимся. Но Соня была невозмутима. Ее красивое осетинское, слегка рябое, ястребиное лицо было спокойно, как если бы она сидела в библиотеке, а не в этой тарахтелке без ремней. Мы начали просиживать долгие вечера на крыльце ее дома.
В доме жила также ее старшая сестра с ребенком.
— Мужа убили? — спросил я как-то, имея в виду — на войне.
— Ее муж чеченец.
— Ну и что, чеченец?
— Хотя он был партийный работник.
— О чем ты говоришь?
— Ты не знаешь?
Я не знал.
— Два года назад всех чеченцев забрали в одну ночь и увезли куда-то. Детей чеченцев тоже увозили, но сестра — осетинка, ей разрешили оставить дочку здесь. Отца у дочери теперь нет.
— За что?
— Сказали, чеченцы сотрудничали с немцами. Ее муж не сотрудничал!
— И дети сотрудничали?
— Ее муж не сотрудничал, — повторила она. И замолчала на этот вечер.