Итак, осенью 1906 года я стала гимназисткой первого класса гимназии Таганцевой.
Наша гимназия занимала два этажа дома на Моховой улице. В нижнем этаже помещались приготовительный, первый и второй классы и гимнастический зал, который служил и для игр во время перемен.
В верхнем этаже помещались все прочие классы, с третьего по восьмой включительно, актовый и гимнастические залы, столовые, учительская и к ним примыкала квартира начальницы, Любови Степановны Таганцевой.
Начиная со второго класса, в каждом классе было по два отделения, каждое по 20-25 учениц, для того чтобы учительскому персоналу легче было поддерживать личный контакт с отдельными ученицами, наблюдать и направлять формирующиеся характеры.
Насколько серьезно относились к педагогическим задачам учителя видно из того, что в конце каждого учебного года, Любовь Степановна вызывала к себе родителей и каждой матери в отдельности говорила об отрицательных сторонах характера ее дочери, чтобы с ними бороться.
Учебный день начинался с молитвы. Все классы с имеющимся на лицо учительским персоналом, во главе с начальницей Любовью Степановной, собирались в актовом зале. Хор из учениц старших классов пел «Отче наш”, одна из учениц восьмого класса читала Евангелие и затем молитву перед занятиями.
Маленькие перемены между уроками длились десять минут, а большая перемена, во время которой завтракали, продолжалась сорок пять минут. Ученицы могли приносить с собой бутерброды, можно было получать за отдельную плату горячий завтрак от гимназии, а некоторым, близко живущим, в том числе и мне, приносили завтрак в судках из Дому.
Из преподавательниц младших классов мне запомнилась учительница русского языка, Юлия Петровна Струве, на редкость обаятельная москвичка с бархатными карими глазами, с заложенной венцем на голове косой темных волос, веселая, прекрасно читающая выдержки из творений русских писателей и хорошая декламаторша. Она умела пробудить в своих маленьких ученицах живой интерес к своему предмету и все, искренно любя ее, старались отличиться знанием задаваемых уроков.
Ко мне она относилась ласково, но всегда высмеивала мой «петербургский» выговор. Она любила, чтобы немного растягивали слова, выговаривая букву «о» смахивающей на «а», букву «ч» как «ш»: «харашо, «што”.
В первом классе, где нас было сорок три ученицы, мы еще как бы приглядывались друг к другу. «Дружба» с отдельными девочками стала завязываться со второго класса, когда нас разделили по отделениям. Тут мне пришлось испытать и радость первых привязанностей, и детскую жестокость, которая проявляется откровенно, так как дети не умеют еще скрывать или, во всяком случае, сдерживать проявления своих симпатий и антипатий.