Это произошло почти 40 лет тому назад. Если уж быть придирчиво точной – осенью 1977 года.
Утром ко мне пришла Альбина. Мы уже учились в разных школах - она осталась в седьмой, а я перешла в восемнадцатую. Занятия у нас были во вторую смену. Виделись мы теперь не каждый день, но очень часто – гуляли с Вербой, обсуждали прочитанные книги, ходили в библиотеку, совместно сочиняли какую-то повесть (это предложила подруга – будем, сказала она, как Ильф и Петров). Помню, как – давясь от смеха, восторженно упиваясь собственным текстом, пронизанным «мягкой иронией и искромётным юмором» – читали мы отрывки из совместного творения первому критику – моей учительнице русского языка и литературы Валентине Николаевне Курбановой. Литературные чтения проходили в моей школе, в пионерской комнате (сейчас там находится школьная библиотека), а Валентина Николаевна тогда работала ещё и пионервожатой.
Альбина таинственным голосом поведала мне о кружке литературного краеведения, в который она записалась в начале учебного года, и о первом занятии, которое она уже успела посетить без меня. Особо подруга отметила тот факт, что руководитель кружка Владимир Михайлович довольно-таки интересно излагает скучнейшую, казалось бы, тему – поэтические традиции нашего города.
Через полтора десятилетия, вспоминая те времена, она напишет:
«…давным-давно мы были старшеклассниками и готовили классные часы на тему «Магнитогорск – город поэтов» (что-то вроде этого или чуть по-другому). Имена местных поэтов были для нас так же привычны, как знаки на таблице Менделеева. Те, чьи книги лежат на магазинных полках и библиотечных стендах, есть наш славный «цех поэтов». И если нам нужно было развить тему «Магнитка – в поэтической рубрике», то и строчки для рефератов мы подбирали звонкие, тяжеловесные, значительные и эпохальные…»
(из статьи Альбины Золотухиной (до замужества Мухаметкуловой) «Угрожает астролог, возражает поэт». Опубликовано в трёх изданиях: областной ежедневной газете «Народная дума», газете администрации Челябинской области «Хроника», городской газете «Магнитогорский рабочий» летом 1993 г.)
Занятия по литературному краеведению проводились на станции юных туристов Дворца пионеров и школьников. Руководитель кружка Владимир Михайлович в 1972 году окончил литературный факультет Магнитогорского государственного педагогического института; на тот момент ему было 27. По моим сохранившимся детским впечатлениям, он был очень красив – высокий, импозантный, артистичный.
Первое занятие кружка, на которое я пришла вместе с Альбиной, превратилось в театральное действо – яркое и образное зрелище, где главное действующее лицо – «человек с ОБОЧИНЫ» - рассказывал нам о судьбе Бориса Ручьёва: об аресте поэта по клеветническому обвинению; о десяти годах лишения свободы, которые Борис Ручьёв отбывал на «полюсе холода»; о поэмах «Невидимка» и «Прощание с молодостью», созданных им в ссылке, и цикле стихов «Красное солнышко», строки из которого цитировал наизусть:
Пусть, хрипя, задыхаясь в метели,
через вечный полярный мороз
ты в своем обмороженном теле
красным солнышком душу пронес.
Владимир Михайлович предложил нам съездить к «Первой палатке», ставшей символом города (памятник этот был торжественно открыт в 1966 году). На памятнике высечены два первых четверостишия из написанной в 1933 году 20-летним Борисом Ручьёвым «Песни о брезентовой палатке»:
Мы жили в палатке с зелёным оконцем,
Промытой дождями, просушенной солнцем,
Да жгли у дверей золотые костры
На рыжих каменьях Магнитной горы.
Особенно заинтриговала нас информация о том, что некоторые исследователи не исключают, что именно магнитогорский поэт присутствовал при последних мгновениях жизни Осипа Мандельштама…
Сам Владимир Михайлович, ностальгируя о прошедших днях, позднее тоже вспоминал те времена в цикле рассказов про полковника Меламудова:
«Чего только не случалось на протяжении бурной меламудовской биографии.
Раз в одном из декабрей семидесятых годов жена в очередной раз отказала ему в присутствии в связи с подозрением на некоторый промискуитет.
И стал он ночевать непосредственно на рабочем месте, в одном из детских, тогда ещё пионерских, внешкольных учреждений. Спал на спортивных матах, укрывался спальными мешками. Перед сном обязательно выпивал хорошего венгерского винца, благо было его тогда – хоть каким местом пей. А потом засыпал довольный. Один.
Так и дожил до исхода года…»
(Из рассказа Владимира Михайловича «ЖЕРТВА ПРОМИСКУИТЕТА». К слову, среди его бумаг, переданных им лично мне, есть цикл «Было б что вспомнить… (заметки человека с ОБОЧИНЫ)».
Вернусь к материалу Альбины:
«А стихов Бориса Попова мы практически (только понаслышке) не знали. Не мелькала его фамилия в славной когорте уральских писателей…»
Как хотелось бы мне сейчас взять да и написать, что именно Владимир Михайлович на своих занятиях открыл для меня замечательного поэта Бориса Попова, что я пронесла свои первые впечатления через годы…
Но это будет неправда. Наш руководитель на своих занятиях действительно рассказывал нам о «новой волне» магнитогорской поэзии, но сведения эти – к сожалению – не сохранились в моей памяти.
В памяти остался сам Владимир Михайлович - умный, талантливый, обладавший невероятной харизмой; честный по отношению к себе, эпохе и тем людям, которые были рядом; учивший нас мыслить нестандартно, понимать прочитанное, любить поэзию.
* * *
Спустя 12 лет я встретилась с руководителем кружка литературного краеведения вновь - летом 1989 года, в самые первые дни моего постижения Бориса Попова. Владимир Михайлович, повзрослевший (скоро сороковник), к тому времени был уже «полковником Вельямидовым», личностью, широко известной и популярной в творческих кругах нашего города. Борис Попов и Владимир Вельямидов были друзьями.
С той поры Владимир Михайлович стал для меня просто Володей – моим настоящим другом, более того - другом моей семьи.
Именно Владимиру Вельямидову Борис отдал на хранение два письма (первое адресовано моей маме, второе – мне), написанные им в минуту тяжелейшего душевного разлада в сентябре 1989 года, на случай, если с ним что-нибудь случится – передать по назначению. Мне об этих письмах Борис не говорил никогда.
После того, как 3 февраля 1996 года тело Бориса было предано земле во второй раз, Владимир Вельямидов принёс мне эти письма…
Только от Владимира Вельямидова я могла выслушивать такое: «Ваня вчера изрядно перебрал в литклубе у Некрасова» - и не посылать его подальше, а говорить: «Да, Володя, я знаю».
Недавно сын спросил меня: «Если проводить аналогии между литературной тусовкой прежних лет и нынешней, то я соответствую Вельямидову?» И я ответила: «Ты – Попов, Ванечка. Но косишь под Вельямидова».
* * *
Сам Владимир Михайлович писал о себе так:
Кружась и падая в привычном мирозданье,
что сотворил себе давно и навсегда,
жил Вельямидов, милое созданье,
обычную орбиту оседлав.
Его мутило от расхожих истин,
рвало от схем, и смехом изнутри,
мешал он краски, кости, маски, кисти,
давил клопов, диваны и угри…
(«ПЛАНЕТА ВЕЛЬЯМИДОВ» - из архивных материалов Владимира Михайловича).
Подытоживая вышесказанное, отмечу – «на заре туманной юности» (мне было 13) судьба свела меня с блистательной, неординарной личностью – и спасибо ей за это.
2016 год, октябрь
Свободное копирование
