Борис Попов жил на улице Белинского в посёлке Крылова.
«Скрытые взаимосвязи определяют нашу земную Жизнь» - так называлась одна из книг Рихарда Штайнпаха, выпущенная издательством Фонд Послания Грааля; издание это пользовалось повышенным спросом у любителей эзотерических учений. Если бы я писала книгу для них, любителей эзотерики, дуриков, как говаривали учёные книгопродавцы, я протянула бы ниточку от этих именно классиков отечественной литературы к молодому поэту, вплела бы её в ткань повествования. Возможно, мне даже удалось бы убедить читателей, что эти самые скрытые взаимосвязи, заключённые в названиях улицы и посёлка, повлияли на жизненный выбор Бориса Попова.
Но всё было несколько иначе.
Как помнится, у меня было так.
В конце 60-х годов, будучи безнадзорным и самонадеянным, я решил стать писателем. Толчком послужили мемуары И. Эренбурга, повести Паустовского, стихи А. Блока и модные лирические песни. К тому же я был смертельно влюблён в ученицу 9-го класса «М» школы № 56 Ольгу Чернову.
И я стал писать стихи! Стихи были ни о чём и обо всём. К примеру, если я желал написать что-то о Рафаэле, я открывал учебник истории, где упоминался этот Рафаэль, и сочинял свою версию. Всё гениальное просто. Я прослыл большим интеллектуалом. Подготовочный этап продолжался около полугода, затем я почувствовал себя вполне сложившимся поэтом и послал стихи в редакции журналов.
Журналы не оправдали моих надежд. Ответы были однообразны и унылы: «Читайте Пушкина…», «В Вашем городе проживает прекрасный поэт Б. А. Ручьёв…», «Учитесь мыслить образами…». Я порвал конверты с ответами и подался в футболисты. Мне очень нравился бразильский нападающий Гарринча.
Но за буквой «А» следует буква «Б». Я влюбился во второй раз и снова начал марать бумагу. Помня об обиде, которую нанесли мне консервативные журналы, новые стихи я послал в «Магнитогорский рабочий».
Через две недели я получил приглашение посетить занятие городского литературного объединения…
Из статьи Бориса Попова «Чем оправдать тебя, распад?»
«Магнитогорский рабочий» (1991 год)
В гости к Борису Попову Альбина поехала со мной, и хорошо - одна бы я, наверное, не решилась. Улица Белинского, на которой находился дом № 26, в коем проживали Поповы, находилась на городской окраине, недалеко от железнодорожного вокзала. Две пересадки на трамвае - и вот мы вышли на остановке «Кинотеатр «Родина», в который я, будучи ещё ребёнком, частенько приезжала с мамой; здесь я впервые смотрела индийские кинофильмы «Зита и Гита» и «Месть и Закон».
Мы довольно долго плутали в лабиринте улиц, пока не вышли к искомому месту. Подошли к высокому, окрашенному зелёной краской дощатому забору и робко постучали. Потом смелее и громче. Потом увидели кнопку звонка и начали трезвонить.
Калитка распахнулась внезапно, нам открыл Борис. Удивительно было видеть его не в строгом костюме, а в старых брюках и простой рубашке с закатанными до локтей рукавами, да ещё и с лейкой в руке.
- Помогал отцу в огороде, - смутившись, объяснил поэт, - поливал огурцы.
Борис Попов пригласил меня с Альбиной в дом. Переглядываясь и пересмеиваясь, мы прошли через веранду в просторную, светлую кухню, из которой было две двери – одна в большую комнату, где смотрел телевизор дед (отец Бориса, Емельян Иванович), а вторая – в комнату самого поэта.
...Всё выйдет так, как я и говорил.
Ты вдруг споткнешься у кривых перил
и вспомнишь ту убогую каморку…
Комната, в которой жил и работал Борис, была такая узкая и тесная, что непонятно было, как в ней вообще умещались односпальная железная кровать, деревянный стол (не письменный), стул и этажерка с книгами. Площадью она была не более пяти квадратных метров. На стене – вешалка, на плечиках - аккуратно отглаженный костюм (единственный на тот жизненный период) и пиджак. Абсолютный минимализм.
Борис смущался и не знал – куда нас посадить. Альбина, как всегда, вольготно (легко и свободно благодаря отсутствию каких-либо ограничений), расположилась на кровати; я присела с краю, оставив для Бориса стул, иначе ему пришлось бы стоять. Стараясь скрыть неловкость момента, я попыталась оправдать наш приход и представила подругу.
Она тут же взяла инициативу в свои руки и начала задавать поэту вопрос за вопросом. Держалась Альбинка как бывалый репортёр, я даже позволю себе выразиться – как признанный мэтр отечественной журналистики. Вскоре мне стало казаться, что я вообще лишняя в этой комнате - Бориса Попова, отвечавшего на её вопросы, Альбина ещё слушала, мне же рта не давала раскрыть.
На столе лежали книги, газеты, письма, исписанные и чистые листы бумаги и папка, подписанная «Рукопись 2-й книги. Время скворцов». Название стихотворения, выбранное для второй книги, ранее дало имя большой подборке в «Магнитогорском рабочем», и запомнилось мне.
Это время скворцов.
А они еще не прилетели…
Расплываются лужи в разорванном круге реки.
Это время юнцов, это косы и бусы апреля,
это лужи и ложь, это горечь неверной строки.
Не дает мне покоя твоя неподкупная совесть.
Ты уже и не смотришь глазами любви на меня.
Что мне делать, скажи —
удивлюсь, удавлюсь,
успокоюсь,
сяду в поезд, сойду, брошусь в воду, сгорю у огня!
Крупный запах грехов,
ртутный, верченый,
запах распада.
Было так хорошо, что не верилось в близкий конец.
Это время скворцов, а скворцам разлетаться не надо.
Это время юнцов и, конечно же, я не юнец…
Открыть папку с рукописью я не осмелилась, а вот газету со стола наугад взяла. В ней был материал Николая Якшина, посвящённый семинарам поэзии и прозы, проводившимся в Магнитогорске редколлегией журнала «Урал» в преддверии 60-летия города. В Магнитку приехали главный редактор журнала «Урал» Валентин Лукьянин, заведующий отделом прозы Валерий Исхаков, редактор отдела Валентина Артюшина, челябинский прозаик Татьяна Набатникова, поэтесса Майя Никулина и заведующий отделом поэзии Николай Мережников.
«Особый случай представляло на семинаре участие в нём Бориса Попова. По уровню его стихов, по его умению разбираться в поэзии Борис Емельянович давно должен быть не в аудитории, а так сказать, на кафедре. Но у Б. Попова до сей поры нет своего сборника, он не член СП и потому вынужден выступать в странной роли тренера, бегающего за мячом во втором составе. Едва ли для кого было открытием признание, что его стихи – это стихи. Думаю, его не особо волнует и предполагаемое авторство в журнале. Недоразумение с Поповым требует разрешения в главном: профессиональному поэту место в профессиональном же союзе, а «потреблять» его в качестве любителя и несправедливо, и нерационально».
Из статьи Николая Якшина «В Доме Советов звучали стихи… Заметки с семинара молодых прозаиков и поэтов», «Магнитогорский рабочий» (1989 год)
Взяв со стола следующую газету, я опять натолкнулась на материал, посвящённый неделе журнала «Урал» в нашем городе:
«Майя Никулина: «Успели познакомиться и обсудить творчество нескольких авторов – Владимира Чурилина, Олега Щурова, Бориса Попова и нескольких других, о которых пока не буду упоминать. В стихах того же Бориса Попова отметили две линии. Одна – та, где он имеет свой голос, другая – где он обычен. Эти две стороны довольно чётко различаются…»
Из материала Владимира Мозгового «За «круглым столом»,
«Магнитогорский рабочий» (1989 год)
Я попросила Бориса прочитать стихотворения, отобранные для публикации в журнале «Урал». Конечно же, они мне понравились, особенно это:
Я лежал на сеновале, было сухо, пахло сладко.
Я лежал на сеновале в понедельник и в четверг.
Ну и ладно, и понятно…
Но последняя загадка —
где найдется сеновалу в наше время человек?
Я глядел в ночное небо — и оно в меня глядело.
Я посматривал на стены — и они вперяли взор
в — ах! — мое немолодое, уж поношенное тело,
и вели со мною долгий, беспредметный разговор.
Я ушёл, смотался, смылся от особы неприступной,
от долгов, что пахнут водкой, а потом уже бедой.
Ну, конечно, было стыдно, стыдно, муторно, остудно,
но я справился с собою и остался я собой.
Я лежал на сеновале, что когда-то основали
наши местные умельцы возле дома, у двора.
Звёзды сеялись, сияли, мыши по полу сновали
и в далекое ночное выезжали трактора.
Ах, какое было время, жар, томление, горенье,
паустовские закаты, экономный свет в избе.
Я лежал на сеновале и писал стихотворенье —
о любви, судьбе и славе и, конечно, о тебе…
Альбина и Борис, ещё, наверное, долго вели бы серьёзные и умные разговоры о современной поэзии, любимых философах и состоянии культуры в обществе, но я засобиралась домой – в присутствии столь одарённого человека я чувствовала себя невыносимо глупой и мечтала стать еще незаметнее.
С первого дня знакомства моя подруга называла Бориса Попова не иначе, как Борька.
2016 год, март
Свободное копирование
