Я ловлю рыбу - 2

Мои друзья еще издали разглядели, что по равнине приближаются вааренгбава, их злейшие враги. Поднялся переполох. Женщины с детьми скрылись в лесу, мне, ожившему из мертвых, приказали следовать за ними, а мужчины, готовясь к сражению, во, шли в озеро и с ног до головы вымазались глиной.

    Тела воинов — среди наступавших я не заметил ни одной женщины — были раскрашены белой и красной глиной. Смею вас заверить: таких уродливых дикарей я еще ни разу не видел.

    Вскоре началась битва, посыпался град копий. Один из наших людей вышел вперед, начал плясать, петь и изображать боевые приемы.

    Затем все, в том числе и этот воин, присели. На несколько минут воцарилась тишина, пока наш воинственный плясун не вскочил на ноги и не пустился снова в пляс. Тут семь или восемь дикарей — иначе я не могу называть наших противников — тоже поднялись и метнули в него копья, но он ловко уклонялся в сторону или ловил их на лету и переламывал, так что не получил ни одного ранения. Затем враги запустили в него бумеранги, но он и от них без труда увернулся.

    Тогда от толпы врагов отделился человек и бросил бумеранг, но ловкач стал на четвереньки, а затем, сразу же вскочив, отряхнулся, как это делают собаки, выходя из воды. Это вызвало одобрение в лагере противника, оттуда послышались возгласы:

«хватит!», и оба австралийца приблизились друг к другу и обнялись, но тут же принялись бить сами себя по головам палицами и били до тех пор, Пока кровь не хлынула ручьями.

    Все это было лишь прелюдией к общему сражению, и вот оно началось. В воздухе замелькали копья и бумеранги. Зрелище было устрашающее, вопли и крики вызывали у меня содрогание. Один из моих соплеменников, пронзенный копьем, упал замертво. Его товарищи издали воинственный клич. Женщины сбросили накидки и, вооружившись короткими палицами, бросились на подмогу мужьям и братьям. Только мне было приказано оставаться на месте в обществе моей невестки. Но даже получив пополнение, наше племя продолжало находиться в невыгодном положении: численное превосходство по-прежнему было на стороне противника, и к тому же его войско целиком состояло из мужчин.

    Я уже рассказывал в начале книги, что воевал в Голландии и знал поэтому, как бывает на поле брани, когда люди стреляют друг в друга, не жалея пороха и пушечных ядер, но открывшееся моим глазам зрелище было куда страшнее. Противники походили на дьяволов, вырвавшихся из преисподней. И женщины и мужчины яростно бились, обливаясь кровью, причем женщинам не делалось никакого снисхождения. Две были убиты в этом сражении, продолжавшемся без перерыва два часа; к этому времени вааренгбадава отошли на небольшое расстояние, по-видимому, чтобы отдохнуть и собраться с силами.

    С обеих сторон забегали взад и вперед посланцы, начались продолжительные переговоры, очевидно, о предмете спора. Между тем приближалась ночь, и мы удалились в свои шалаши. Женщины, не переставая, жалобно причитали над изуродованными останками своих подруг. Вскоре после наступления темноты вааренгбадава ушли. Обнаружив, что враг покинул поле боя, наши решили преследовать его. Женщин и меня оставили около шалашей.

    Близ неприятельского лагеря мои соплеменники засели в засаду, выждали, когда стало совсем тихо и большинство вааренгбадава заснули, и напали на них. Трое были убиты, а несколько — тяжело ранены. Враг поспешно бежал, бросив оружие и раненых, которых наши люди добили бумерангами, всякий раз возвещая о своем триумфе троекратными выкриками. Трупы убитых они изуродовали самым зверским образом: в ход были пущены томагавки, которыми отрубили руки и ноги, а также осколки кремня и раковины.

    При виде возвращающегося с победой отряда женщины подняли страшный шум и, охваченные экстазом, стали выделывать какие-то дикие пируэты. Словно обезумев от возбуждения, они били палками тела врагов, распростертые на земле. Мужчины сняли с трупов мясо, зажарили его между раскаленными камнями и натерли им с ног до головы детей. Кости они раздробили томагавками и кинули собакам, часть подвесили на дерево, где они стали добычей хищных птиц, круживших над трупами.

    Утолив жажду мести, австралийцы принесли тела двух убитых женщин своего племени и похоронили с обычными церемониями. Они выкопали палками две круглые ямы глубиной около четырех футов, устлали дно ветками, завернули в накидки трупы с согнутыми в коленях ногами, опустили их в ямы, а сверху засыпали землей. У могил они расчистили небольшие площадки круглой формы и на каждой разложили костер. Когда огонь прогорел, они сгребли пепел и угли в кучи и воткнули в середину каждой палку, которой покойная выкапывала коренья, точно так же, как в могилы мужчин втыкали копья.

    По представлениям австралийцев, копалки и копья понадобятся умершим, когда те возвратятся к жизни, а тлеющие угли дадут им возможность развести огонь и сварить коренья. Поэтому австралийцы оставляют в могиле запасы пищи на несколько дней, а проходя мимо, никогда не забывают снова разжечь костер.

    Трупы кладут на бок, то есть в той же позе, в какой большинство австралийцев спят при жизни.

    Мы провели около могил остаток дня и всю ночь, а затем перекочевали к другому большому озеру — Явангконтес, расположенному посреди обширной равнины. Берега его были лишены растительности, и мы сложили себе жилье из тростника и камней. Вокруг было так голо, что топливо приходилось собирать мили за три от лагеря. В этом месте мы провели много месяцев, может быть, год или даже два, кто знает, — ведь я потерял счет месяцам и годам.