В один из дней моего пребывания в Магадане сильный взрыв потряс воздух, зазвенели стекла в домах. Я выскочил на улицу - темно-коричневый гриб густого дыма повис над Нагаевским портом. По радиоточкам сообщили, что в порту взорвался пароход с аммонитом. При подходе корабля к гавани из-за неисправности предохранительного клапана, давление пара в котле стало резко нарастать. Спустить его не удалось, и кочегары стали заливать топку водой, но было уже слишком поздно: котел взорвался, от детонации взорвался аммонит и пароход взлетел на воздух - щепки от него за сотню метров находили в Нагаевском порту и на ближайшей сопке.
Ежедневно с материка и из местных сельхозлагерей, расположенных на берегу Охотского моря, для строительных работ, выполняемых заключенными Магаданских лагерей, для сотрудников Маглага и его подразделений в Нагаевский порт на судах и баржах привозили стройматериалы, трубы, арматуру, радиаторы, продукты сельского хозяйства. Мы перетаскивали грузы с портовых складов или с барж в машины, а затем разгружали их в складах Маглага. Хотя к тому времени я давно уже вышел из разряда доходяг, работа с непривычки казалась мне тяжелой. С трудом, задыхаясь, я катал вверх по наклонному деревянному настилу бочки с рыбой, перетаскивал чугунные радиаторы, которые шутя грузили опытные, сильные грузчики. Иногда мы разгружали бочонки с кетовой икрой или рыбой, овощи, ягоды и грибы для высокого начальства Маглага. В этих случаях Капельгородский сам ездил с нами и следил, чтобы все было доставлено по назначению, нигде не затерялось, чтобы мы ничего не перепутали и не украли. Лагерное начальство было хлебосольным, всегда у них было полно гостей, и каждый стремился не ударить лицом в грязь.
Однажды в склад Маглага завезли железную бочку с политурой - со спиртовым раствором шеллака. Работники склада открыли ее, стали фильтровать раствор через вату, выдранную из телогрейки, и пить. Раствор не фильтровался, и, охваченные нетерпеньем, заключенные стали пить непрофильтрованный лак. Дома у нас не пили алкогольные напитки, и впервые в жизни я ощутил состояние опьянения лишь после двадцати четырех лет, уже освободившись из лагеря. А тогда я с удивлением смотрел, как, казалось бы, здравомыслящие люди пьют эту гадость, блюют, выворачиваются наизнанку, и затем снова хлещут ее, добровольно подвергая себя истязанию.
Свободное копирование
