Раза два в месяц в больничные отделения приходила парикмахерша, стригла и брила нас. Больных было много, обрабатывала она нас кое-как: смочит перед бритьем лицо водой и скребет тупой бритвой, оставляя красные следы на лице. Вся в татуировках, она оказывала знаки внимания лишь блатным. Как рассказывали женщины и банщик, видевшие ее в душевой раздетой, на теле у самого неприличного места было вытатуировано: «Умру за горячую езду».
Как-то недалеко от нее двое доходяг, лежа на кроватях, вспоминали как они, крестьяне, жили во время немецкой оккупации. Из их разговора выходило, что не так уж плохо, что голодными не были. Один из них сказал:
- А у нас в селе немцев совсем не было. Был староста и полицай, да и те свои парни. Соберем оброк, отправим хозяевам, а все остальное наше. Работай, не ленись и будешь сыт.
- Ах вы, сволочи! - возмутилась парикмахерша. - Гады! Вешать вас надо! Мой брат погиб на войне с фашистами, люди от голода умирали, тысячами погибали наши военнопленные в немецких концлагерях, а вы остались в оккупации, работали на фашистов, да еще и хвалите их!.. Валяетесь на чистых койках, кормят и лечат вас, дармоедов!..
Не кончив стричь и брить, она быстро удалилась. Через полчаса в отделение зашел начальник режима с надзирателем; вызвали собеседников и ближайших свидетелей в кабинет врача, стали допрашивать. Но никто толком ничего не слышал: либо спал, либо был занят своими мыслями. На следующий день, осмотрев двух неосмотрительных собеседников, Ольга Степановна выписала их из отделения.
Тяжелый, изнурительный труд и скудное, неполноценное питание заключенных приводило к глубоким изменениям в организме больных, надолго приковывая к постели. Врачи не спешили их выписывать, хотя на медиков постоянно сыпались нарекания, что долго держат заключенных в больнице, давая неоправданно длительный отдых, в то время как на приисках требуется рабочая сила. И, тем не менее, без разрешения врача выписать больного на работу было нельзя. Время от времени больных обследовала комиссия из вольнонаемных врачей и решала их судьбу.
Несмотря на отдых, удовлетворительные условия в больнице, неплохой уход, сопротивляемость организма доходяг инфекционным болезням оставалась слабой, и даже здесь нередки были повторные заболевания, такие как грипп, воспаление легких и даже сепсис. Один из моих соседей по койке, срезая ножницами ногти на ноге, случайно поранил палец и, видимо, внес инфекцию. На следующий день у него поднялась температура, причину которой сразу установить не удалось. Когда же на теле появились множественные точечные кровоизлияния и гнойнички, развилась желтуха и стало ясно, что это сепсис, было уже поздно - не помогли и инъекции пенициллина. Последние дни он был в полусознательном состоянии, не мог есть и лишь повторял: «В раздаточной остались три мои пайки... остались четыре пайки!» - единственное, что у него еще осталось в жизни. Но съесть их ему уже не суждено было.
Бывали, однако, и случаи, когда лагерная голодная диета излечивала зэка от недуга, мучавшего его длительное время на воле. Я знал заключенного, который до ареста был болен язвой желудка, старался соблюдать диету и все равно не мог справиться с болезнью, а попав в тюрьму и лагерь, с жадностью съедал свою пайку черного хлеба, баланду и кусок селедки с костями, и его голодный желудок все поглощал без остатка, не выражая никакого протеста, а истощенный организм требовал еще пищи.
Свободное копирование
