Этот второй год в пионерлагере «УФТИ» памятен мне знакомством с умными, содержательными, интеллектуальными Вадиком Волошиным, Лео Бахрахом, встречами со смешноватым, долговязым Мишей Лошаком, драками с Лёней Зверевым - сыном университетского доцента филологии, Толей Брусиловским – сыном харьковского писателя (маленький и на год младший Лёня клал меня на лопатки, зато я месил и пластал, как хотел, писательского сына, которого вдобавок изводил прозвищем-дразнилкой собственного изобретения:: «Бруси-луси»… Анатолий Брусиловский, эмигрировав в 70-е годы в Америку, стал известным художником русского зарубежья… А в конце 60-х в Харькове вместе с литератором Аркадием Филатовым неоднократно бывал гостем в квартире моей сестры Марлены).
Юра Божко снова возглавлял наш пионерский отряд, опять вьюном носился по футбольной площадке… Но в этом году, когда мы стали постарше, нас охватило ещё одно увлечение: любовь… Каждый выбрал себе объект и проявлял к нему (точнее, к ней!) различные знаки внимания. Лео Бахрах и Вадик Волошин вели долгие и умные разговоры с нашей пионервожатой, которая была чуть-чуть постарше их… Некоторые мальчики посылали записки с цифровыми символами, из которых помню лишь один: «7 -17 -27», означавший: «Я тебя люблю». Меня такая криптография коробила. Поэтому своей избраннице Лоре Райнберг я передал через кого-то записку, безо всякой тайнописи, открытым текстом назначив ей свидание. Лора была хорошенькая, худенькая блондинка с кукольным личиком «арийского» типа. Говорили, что отец её и её родного брата Игоря латыш, лётчик и Герой Советского Союза. (Уже в старости, находясь в Израиле, я из любопытства полез в компьютер и выудил из Интернета, что их папа, действительно Герой, не был лётчиком, а командовал пехотным полком). В 1944-м Лора также была в пионердагере «УФТИ», но тогда выглядела совершенной малышкой. На концертах отрядной самодеятельности она исполняла одну и ту же песенку – сатирические куплеты про барона фон дер Пшика, на мотив знаменитой еврейской идишской песенки «А шейне мейделе» («Моя красавица»): в её куплетах говорилось о том, что этот самый барон «Покушать русский «шпиг» (сало) давно собирался и мечтал». Но мечте его не суждено было сбыться, так как то ли партизаны, то ли солдаты-фронтовики отправили вояку на тот свет:
Остался от барона только пшик,
Капут!»
Произнося врастяжку это заключительное «Ка-пут!», Лора в ритм ему браво топала ножкой, что мне очень нравилось..
На свидание, для которого я выбрал перекрёсток двух садовых аллей здесь же, на территории сада УФТИ, я отправился, как и ходил тогда по улицам, как ездил и в этот дневной пионерский лагерь, - босиком. Мне было уже 14, и всю войну, включая и это уже мирное лето победного 1945, в тёплое время года я ходил босиком, облегчая своим родителям задачу обеспечения сына если не одеждой, то обувью. Удивительно, что моя избранница на свидание явилась, поставив меня перед необходимостью сформулировать какую-то свою просьбу. Заикаясь от растерянности, я предложил ей дружить, возражений не последовало, и свидание на том было завершено. Наша дружба имела, насколько помню, очень короткое продолжение и заключалась в обмене записками, однако возможностей для их передачи с оказией возникало не много, а почте мы, очевидно, не доверяли. Почему-то мне запомнилось, что Юра питал симпатию к стройной, симпатичной Инне Ф., но, может быть, это она им интересовалась… Так или иначе, их «роман» имел продолжение, о котором позже…
Свободное копирование
